Убийство императора. Александр II и тайная Россия - Эдвард Радзинский

А потом последовали известия еще опаснее. Будто Александр сказал: «Наконец-то на русском троне будет государь с русской кровью». Передавали угодливые слова Лорис-Меликова: «Когда русский народ познакомится с сыном Вашего Величества, он весь, как один человек, скажет: “Вот этот – наш”».

Романовская семья, двор и оппозиция окончательно поняли – грозит не только коронация княгини Юрьевской. Грозит появление нового наследника!

И понимая опасность, цесаревич становится все более покладист. Во время обсуждения утвержденного отцом лорис-меликовского проекта цесаревич выразил свое полное согласие с волей отца.

И 17 января, вернувшись из Аничкова дворца после беседы с наследником, Лорис-Меликов сказал княгине Юрьевской с торжеством: «Теперь наследник всецело с нами».

Государь с легким сердцем назначает наследника главой секретного Особого совещания, которое должно до конца разработать проект.

Как и в дни отмены крепостного права, самое деятельное участие вновь принимает великий князь Константин Николаевич, ставший председателем Государственного Совета, где и должна произойти реформа.

Но государя, как всегда, пугает Костин энтузиазм, да еще в сочетании с энергией Лориса. Их опасное нетерпение. И Александр готовится внимательно следить за выборами представителей земств и городов в Государственный Совет. Он говорит: «Ведь все несчастья Людовика XVI начались с того дня, когда он созвал нотаблей. Нотабли оказались бунтовщиками».

Но несмотря на сомнения, 17 февраля Александр II утвердил журнал Особого совещания, наложил резолюцию: «Исполнить». Новая реформа начинала жить.

Это символично произошло накануне юбилея его величайшей реформы.

19 февраля состоялось празднование этого юбилея – 20-летия со дня отмены крепостного права.

Опять были слухи о готовящихся выступлениях террористов. И опять накануне многие состоятельные люди покинули Петербург. Но торжество прошло совершенно спокойно. Государь появился с детьми на балконе. Оркестр играл «Боже, царя храни». Потом был положенный грохот артиллерийского салюта, торжественный Большой выход государя. Полутысячная свита ждала Александра…

И он мог воочию увидеть, как постарел за четверть века его двор. Эти обсыпанные пудрой плечи старых фрейлин, увешенных бриллиантами и жемчугами… трясущиеся толстые щеки вельмож, лежащие на золотых эполетах. Причем дамы были сухи и комично высоки, кавалеры, напротив, согнулись под бременем лет… И они, конечно же, не могли простить ей — молодости, ему – молодого счастья.

А потом в Гербовом зале был парад когда-то мятежной гвардии, навсегда укрощенной его отцом. И великолепный ночной фейерверк – гордость царских торжеств закончил празднество.

Подготовка к династическому перевороту шла стремительно. Но дело было непростое. У всех императриц коронация совпадала с коронацией их супругов. Было лишь одно исключение – коронация второй жены Петра Великого Екатерины – той самой кухарки пастора Глюка. После коронации ее дети, рожденные до брака, были «привенчены» и обрели права законных детей Петра Великого. И привенченная дочь Екатерины Первой – Елизавета – смогла потом стать императрицей.

Вот этот прецедент и всю церемонию приказал изучить император.

В Москву был отправлен известный знаток церковного права Тертий Филиппов. По заданию императора Филиппов начинает разыскивать в московских архивах материалы о коронации второй жены Петра I Екатерины I – тезки Екатерины Долгорукой. Он должен торопиться. Коронация княгини Юрьевской, как утверждал придворный слух, была назначена на август того же 1881 года.

Все это вызывало панику и единодушное осуждение при дворе.

Как писала фрейлина Александра Толстая: «Александр II прожил последние четырнадцать лет своей жизни вне Божеских и нравственных законов… Было твердо известно, что государь помышлял о коронации княгини Юрьевской, образцом и прецедентом предстоящего события послужила коронация Екатерины! Перерыты архивы в поисках обнадеживающих документов… Каждый хранил молчание, но в душе все рассуждали примерно одинаково: что бы стало с четой наследников, положение которых теперь уже было невыносимым? Могли ли они смириться с отведенной им унизительной ролью, когда даже мы, и я в том числе, стремились избежать ее, не зная, куда податься, но полные решимости не терпеть оскорбительного нового порядка. Положение было более чем трагическим. Оно казалось безысходным — впереди никакого выхода и спасения».

В это время Победоносцев и брошенная наследником ретроградная партия в отчаянии следили за событиями. Пусть наследник сломлен сегодня, но завтра он мог бы к ним вернуться. Душой он с ними.

Но теперь они понимали и другое: скоро наследник может перестать быть наследником.

Но еще ужаснее был тот удар по самодержавию – по Ковчегу Завета предков, который приготовил вместе с армянским графом безумный царь. «Лорис-меликовская Конституция»!.. Великое византийское самодержавие готовилось уйти в прошлое.

Они должны были поспешить действовать.

В это время начался демонстративный уход в отставку старых фрейлин. Они не хотели служить «одалиске».

Уходит в отставку третья дочь поэта Тютчева, фрейлина Дарья Тютчева.

Покидая дворец, она беседует с фрейлиной Александрой Толстой, «страдающей от безысходности». Она говорит ей, что уходит, «чтоб не плюнуть в лицо княгине Юрьевской», смевшей разгуливать в покоях «святой» – умершей императрицы.

В заключение Дарья Тютчева, родная сестра корреспондентки Победоносцева Екатерины Тютчевой, говорит Александре удивительнейшие слова:

«Запомните, Александрин, что я вам сейчас скажу: у меня верное предчувствие, что все переменится. Не знаю, что произойдет, но вы увидите, что через три-четыре месяца вся гадость будет выметена из Зимнего дворца».

И все так и произойдет – с пугающей точностью. Оставим вопрос, что это было – озарение или точное знание? Знание родной сестры главной корреспондентки Победоносцева, которой тот писал столь доверительные письма?!

В это время в обществе и в петербургских салонах все громче начинают звучать голоса из дворца: княгиня губит империю! Через нее армянский граф (Лорис-Меликов) и внушил государю разрушительные проекты… в обмен на поддержку ужасной идеи – короновать ее императрицей…

Все это подкрепляется обязательным рассказом – как немощен государь, как он старчески плаксив, как дрожат у него руки, как он постоянно печален.

Да нет, наш реформатор вновь был мощен. И если война его состарила, любовь вернула молодость!

Именно таким увидел его великий князь Александр Михайлович:

«Александр II держал себя с нею, как восемнадцатилетний мальчик»… «Она полюбила красивого, веселого, доброго человека, который, к ее несчастью, был Императором Всероссийским».