Убийство императора. Александр II и тайная Россия - Эдвард Радзинский

«Государь имел довольный и веселый вид и был разговорчив» (К. Победоносцев).

Но слух опасен. Ибо из него следовал только один вывод – правителя надо менять. И поскорее.

Достоевский радостно встретил 1881 год. Всю первую половину января Достоевский чувствовал себя превосходно, припадков не было, и жена его, Анна Григорьевна, была счастлива.

Анна Григорьевна – «славнейшая и редчайшая из писательских жен», как назвал ее современник. Эта молодая женщина выдержала все – смерть двоих первенцев, отчаянное материальное положение, в котором постоянно оказывался Достоевский, соединивший непрактичность писателя с безумной страстью игрока. Она была его секретарем и стенографом, вела дела с кредиторами. «Она за ним, как нянюшка, как самая заботливая мать, ходила… И это было взаимное обожание». И вот наконец-то наступил просвет. После опубликования «Братьев Карамазовых» пришла к нему поздняя всероссийская слава. После «Пушкинской речи» эта слава достигла апогея. Теперь каждое его появление на эстраде, в благотворительных концертах и чтениях сопровождалось бесконечными овациями.

И вдруг…

В ночь с 25 на 26 января, как вспоминала потом Анна Григорьевна, с Достоевским случилось происшествие: его вставка с пером упала на пол и закатилась под этажерку. «Эта вставка была ему очень дорога, потому что он не только писал этим пером, но и при помощи этой вставки набивал папиросы… Чтобы ее достать, Федор Михайлович отодвинул этажерку. …Вещь была тяжелая, Федору Михайловичу пришлось сделать усилие, от которого внезапно порвалась легочная артерия и пошла горлом кровь…»

И далее все свершится в течение трех дней.

На следующий день, 26 января, вызывали доктора. После его ухода наступило улучшение. Но вдруг в 4 часа дня следует сильное кровотечение, и Достоевский впервые теряет сознание. Придя в себя, говорит жене: «Аня, прошу тебя, пригласи немедленно священника, я хочу исповедоваться и причаститься».

После причастия состояние его улучшается, он шепотом разговаривает с детьми и просит жену почитать ему газеты. Ночь проходит спокойно…

И 27 января кровотечение не возобновлялось.

Но 28 января на рассвете он разбудил жену и сказал ей: «Знаешь, Аня, я уже три часа как не сплю и все думаю, и только теперь осознал ясно, что я сегодня умру».

Бедная Анна Григорьевна пытается его успокаивать, но он решительно прерывает ее: «Нет, я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие».

Это было Евангелие, которое когда-то подарили ему жены сосланных декабристов. И открывая его наугад, он часто гадал на нем о своей жизни.

В темном рассветном зимнем утре она зажигает свечу, и он открывает Евангелие. Святая книга открылась на третьей главе Евангелия от Матфея. «Иоанн же удерживал Его и говорил: “Мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне”. Но Иисус сказал ему в ответ: “Не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду”».

И Достоевский очень спокойно сказал жене: «Ты слышишь – “не удерживай”. Значит – я умру».

Она, конечно же, пытается успокоить его, но… В одиннадцать часов утра кровотечение возобновилось – он начинает умирать.

В шесть часов вечера, как рассказывала дочь писателя, он позвал к себе ее и сына Федю. Он протянул им Евангелие и попросил вслух прочесть притчу о Блудном сыне. После чего сказал: «Дети, не забывайте никогда того, что только что слышали здесь. Храните беззаветную веру в Господа и никогда не отчаивайтесь в Его прощении. Я очень люблю вас, но моя любовь – ничто в сравнении с бесконечной любовью Господа ко всем людям, созданным Им. …И помните: если бы даже вам случилось в течение вашей жизни совершить преступление, то все-таки не теряйте надежды на Господа. Вы – Его дети, смиряйтесь перед Ним, как перед вашим отцом, молите Его о прощении, и Он будет радоваться вашему раскаянью, как Он радовался возвращению Блудного сына».

В девятом часу началось агония.

Он лежал на диване в своем кабинете – мрачноватой неказистой комнатке. В окно кабинета была видна Владимирская церковь, прихожанином которой он был. Писатель Болеслав Маркевич, заставший его последние минуты, писал:

«Он лежал одетый, с закинутой на подушку головой. Свет лампы… стоявшей подле дивана на столике, падал плашмя на белые, как лист бумаги, лоб, щеки и несмытое темно-красное пятно крови на его подбородке… Дыхание каким-то слабым свистом прорывалось из его горла сквозь судорожно раскрывшиеся губы. Веки были прижмурены… Он был в полном забытьи. Доктор… нагнулся к нему, прислушался, отстегнул сорочку, пропустил под нее руку и качнул мне головой. Все было кончено… Я вынул часы: они показывали 8 часов 36 минут».

Весть о его смерти быстро облетела весь Петербург, и на его квартиру началось настоящее паломничество.

Знаменитый А.Ф. Кони (председательствовавший в процессе Веры Засулич) приехал поклониться его праху: «На полутемной, неприветливой лестнице дома на углу Ямской и Кузнечного переулка, где в третьем этаже проживал покойный, было уже довольно много направлявшихся к двери, обитой обтрепанной клеенкой.

Федор Михайлович лежал на невысоком катафалке, так что лицо его было всем видно. Какое лицо! Его нельзя забыть. …Не печать смерти виднелась на нем, а заря иной, лучшей жизни… Я долго не мог оторваться от созерцания этого лица, которое всем своим выражением, казалось, говорило: “Ну да! Это так – я всегда говорил, что это должно быть так, а теперь я знаю”».

Его похороны превратились в невиданное в русской истории событие. Людское море – тридцать тысяч человек – шли за гробом писателя, 70 депутаций торжественно несли надгробные венки, 15 хоров участвовало в процессии.

Обо все этом подробно рассказали жена и свидетели его смерти.

Между тем самые загадочные обстоятельства смерти писателя остались ими нерассказанными.

Если бы мы вслед за Кони поднялись по полутемной, неприветливой лестнице дома Достоевского на его третий этаж и вошли бы не в квартиру писателя, а в квартиру напротив, под номером «11», мы узнали бы об удивительных событиях, происходивших здесь именно в те дни, когда умирал Достоевский.

В самом начале ноября 1880 года, когда Достоевский обдумывал продолжение «Братьев Карамазовых», где Алеша Карамазов должен был стать террористом, в квартире «11» появился новый жилец – молодой черноволосый красавец с оливковым лицом.

В этой большой квартире из семи комнат он занял комнату, как раз за стеной квартиры Достоевского. Так фантазия писателя обернулась реальностью. За его стеной теперь жил один из самых опасных русских террористов. Тот самый Александр Баранников, по прозвищу «Ангел мести», член Великого И.К. «Народной воли», участник убийства шефа жандармов Мезенцова, принимавший участие во всех последних покушениях на царя.