Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны - Хаим Бермант

Тонкий символизм был и в его выборе девиза: «Не сворачивай». Это короткое выражение того, что было для него мотивирующей силой либерализма.

В те годы его роль в дебатах по внешней политике, пожалуй, не вполне соответствовала этому девизу. Он поддержал мюнхенский курс Чемберлена, и измученный премьер-министр был так признателен ему за этот шаг, что предложил ему стать лордом-хранителем печати. Это искушение не давало Сэмюэлу покоя. «Этот тот самый случай, – писал он Крю, лидеру либералов в палате лордов, – когда по важнейшему злободневному вопросу я гораздо больше согласен с линией правительства, чем с официальной линией либеральной оппозиции… Если меня просят участвовать в осуществлении политики, с которой я согласен, следует ли мне отказываться от этого по партийным соображениям?»

Крю указал на некоторые опасности, которыми чревато принятие предложения, но предоставил ему самому бороться с совестью, и в конце концов Сэмюэл был вынужден сказать «нет». Пусть у него были разногласия с товарищами-либералами, но он не желал становиться новым Саймоном.

Теперь он большую часть времени проводил за написанием книг, в основном на философские темы. Государственные деятели, писал его сын, «считали его хорошим философом, а философы – хорошим государственным деятелем». Однако критики одобрительно приняли большинство его книг, и, в частности, одна из них – «Вера в действие», где он атаковал культ абстрактных идей, сделала его популярным мыслителем и заработала значительное число последователей.

Как один из виднейших евреев своего времени, он всеми силами старался облегчить положение беженцев – чудовищную проблему, созданную нацизмом. Он несколько раз ездил в США, чтобы учредить чрезвычайный фонд помощи, и в целом помог собрать около 12 миллионов фунтов. Он также обращался в министерство внутренних дел, чтобы уменьшить бюрократическую волокиту в связи с требованиями к въездным визам, и в итоге Великобритания за восемь месяцев приняла 10 тысяч еврейских детей.

Во время работы парламента Сэмюэл имел обыкновение, невзирая ни на какую погоду, ходить из своего дома в Бейсуотере в палату общин пешком через четыре королевских парка – Кенсингтон-Гарденс, Гайд-парк, Грин-парк и Сент-Джеймс-парк. Он также некоторое время входил в группу либеральных профессоров, политиков и авторов, прозванных «воскресными бродягами», которые каждый уик-энд приезжали в тихие уголки родных графств, прогуливались бодрым шагом и спорили, если хватало дыхания, о злободневных событиях.

К сожалению, эти дни миновали.

Даже в старости обе палаты парламента признавали Сэмюэла одним из лучших ораторов. У него был превосходный ум, но он тщательнейшим образом готовился к самым тривиальным выступлениям. Лорд Хилл, барон Лутон, сам мастер говорить речи, считал его одним из последних остатков «старой парламентской школы… спокойным, мудрым, остроумным».

Как-то раз во время длинной и скучной речи пэратори выступающий заметил, что Сэмюэл сидит на своей передней скамье с закрытыми глазами. Оратор замолчал.

– Благородный виконт напротив, кажется, спит.

Сэмюэл открыл один глаз.

– Увы, нет.

В военные годы его слава вышла за пределы парламента, когда вместе с доктором С.Э.М. Джоудом, Джулианом Хаксли[99] и другими он участвовал в популярной программе Би-би-си «Мозговой трест». Со своей спокойной интонацией, продуманными формулировками и неторопливой манерой он казался самим воплощением мудрости.

Всю жизнь он отличался прекрасным здоровьем. Он не доверял лекарствам, не любил их принимать и считал, что мало какие болезни нельзя вылечить прогулкой на свежем воздухе. Его чрезвычайно раздражала привычка мнительной жены глотать пилюли. Всю свою жизнь она жаловалась на здоровье. Под конец своих дней он согласился принимать некоторые витамины в таблетках, но упорствовал, что это еда, а не лекарство.

В 1956 году полмиллиона британских евреев отпраздновали трехсотлетие поселения евреев в этой стране. Пышный банкет устроили в Гилдхолле. Естественно, что Сэмюэла, который вызывал большую гордость у единоверцев, попросили председательствовать на нем. Присутствовали премьер-министр сэр Энтони Иден и лидер оппозиции, а также лорд-мэр и шерифы лондонского Сити. Герцог Эдинбургский провозгласил тост за англоеврейское сообщество, и Сэмюэл ответил на него своим.

В 1959 году леди Сэмюэл не стало. Ей было восемьдесят восемь лет. На какое-то время стоицизм, бывший характерной чертой Сэмюэла большую часть его жизни, оставил его. Он не мог говорить о ней, так чтобы голос не прерывался, а на глазах не выступали слезы. Они прожили вместе шестьдесят два года и, не считая мелких ссор, всегда были очень преданы друг другу.

В то время Сэмюэлу шел уже девяностый год. Его одиночество стало еще больше из-за глухоты. Его родные разъехались. Он передвигался с большим трудом. Он любил Кенсингтонские сады, они находились всего в пяти минутах ходьбы от его дома, но даже туда он не мог дойти. Однако и в глубокой старости он замечал возможности для импровизации. За углом его дома пустовал участок земли между стеной гаража и проезжей дорогой, и он уговорил землевладельца разбить там небольшой сад со скамейками и сидел там вместе с другими стариками, сгорбившись над своей тростью. Старый, как остальные, даже старше, но его глаза все так же светились и все замечали.

Он умер в феврале 1963 года на девяносто третьем году жизни.

В 1917 году Роберт Уэйли Коэн, управляющий директор «Шелл транспорт и трейдинг компани» и один из главных создателей объединенного концерна «Шелл», был назначен советником по нефтяной отрасли при военном министерстве, и его попросили заполнить анкету и внести в нее все физические параметры. Он долго смотрел на лист со все возрастающим раздражением, потом схватил карандаш и печатными буквами написал поперек всего листа: «Огромный».

И он был огромен – рост больше 6 футов, массивные сутулые плечи, голова выдвинута вперед, длиннющие руки, пальцы словно бананы – и внешность, и стойка участника боев без правил.

Много лет возглавляя Объединенную синагогу, он не был практикующим иудеем, однако к одному ритуалу все-таки относился серьезно, и это было благословение: потомки храмовых священников коэнов – а он ведь был Коэном – традиционно благословляли евреев на Песах, Шавуот и Суккот. По таким случаям он стоял у Ковчега Завета в Центральной синагоге на Грейт-Портленд-стрит с двумя сыновьями по бокам и читал древнее благословение Аарона:

Но даже благословение в его устах звучало угрозой, и с молитвенным платом на голове и распростертыми руками он походил на мрачного ангела-мстителя, правда, ангелы в еврейском фольклоре созданы для того, чтобы исполнять приказы, а Коэн верил, что рожден их отдавать. Он был прирожденным управляющим директором.