Беременная для Зверя - Эллен Росс

Всё начинает темнеть. Скользить в сторону.

— Матвей Алексеевич, ей надо в больницу!

Тахир решил вмешаться?

— Хорошо играет. Выбраться мечтает! Актриса… — холодно говорит Порох. — Это наследственное.

— Какая игра?! Ей реально плохо! Это не шутки!

Звук удара. Как будто кого-то поленом по голове огрели.

— Закрой рот, щенок! Не тебе решать!

— Надо. Арине плохо… Зверь её ещё у себя в больницу возил. Постоянно наблюдали. Это опасно для жизни Арины! — голос Тахира.

— Я тебе сказал… Пошёл. На хер!

Звук быстрых шагов Тахира теряется в глубоком шуме. Стук двери.

— Извините, Матвей Алексеевич… — скорбно выдавливает ломким голосом. — Извините. Вулкан!

Снова крик. На этот раз уже Пороха. Не прекращается.

Меня поднимают и куда-то несут.

— Потерпи немного! Станет лучше. Только потерпи…

— Тебе сказали лежать. Не вставая. Неделю.

Вздрагиваю. Снова этот голос.

Порох.

Почему? Что случилось?

— Ты в больнице. Щенок был прав. Насчёт тебя. Не притворялась, — скупо говорит Порох.

Поворачиваю голову в его сторону. Одна рука перебинтована. Шея. Лицо опухшее.

— Щенок был прав. Но собаку на меня спускать не стоило. Теперь эта тварь будет ковриком под моими ногами.

— Что?

Мерное пиликанье приборов баюкает. Хочется спать. Вижу, как Порох катает монету между пальцами. Приглядываюсь. Узнаю ту самую фартовую монету Тимофея.

— Это моя монета. Откуда ты её взял?

— Эту? Да-а-авно забрал. Из твоей сумочки. Тебе ни к чему, — хмыкает, подбрасывая в воздух.

Наверное, он ловкий. Но сейчас Вулкан потрепал Пороха. Движения не такие быстрые. Монета отскакивает от ладони, закатываясь в сторону. Теряется на просторах палаты.

— Тахир на тебя собаку натравил.

— Ага. Остановить хотел. Она меня потрепала. Убил гадину. И Тахира бы… убил, — смакует. — Если бы он не оказался прав. А так… всего лишь язык ему укоротил.

— Какой язык? — едва соображаю.

— Тот самый язык, которым Тахир отдал приказ псу напасть на меня. Укоротил маленько. Теперь Тахир долго ещё молчать будет.

Наверное, просто сплю. Кошмар вижу. Наяву это происходить не может.

— Приезд жениха отложить придётся. Зверю я послание отправил. С твоей бледной мордашкой, — говорит Порох.

— Что… ты от него получить хочешь?

— Власть. Слишком высоко он забрался.

— Почему не раньше?

— У меня других забот хватало. Я не верил, что он выжил. Потом думал, что это лишь слухи. Он тоже на месте не сидел. Прятался. Вынюхивал… В общем, время летит незаметно, Арина. Особенно когда на заднице не сидишь.

Порох поднимается, неторопливо прогуливаясь по светлой палате.

— Но знаешь… Так даже лучше. Отобрать у него всё, чего достиг, чего желает.

— Он в дела отца не лез. Зачем ты убил его семью?! Расквитался бы с Бекханом. И всё…

— Так и Настасья в мои дела не лезла!

Наклоняется, дыша холодом в лицо.

— В моей жизни много дерьма и крови, но Настасья была украшением! Моим Лебедем! Когда её отняли, мне уже похер стало абсолютно на всё. Теперь меня интересует только власть. Месть завершится, когда я увижу, как крючится сынок Бекхана в муках. Будет знать, что ничего не осталось после них! Он будет подыхать медленно-медленно!

С трудом мысли собираю.

— Ризван о гибели Насти мне другое рассказывал. Не взрыв.

Порох челюстью из стороны в сторону двигает.

— Скажи спасибо Алиевым. Они это замяли и в делах по-другому представили. Чтобы шумихи не было!

— Говоришь, что она тебе дорога была… Я же дочь Насти. Мой сын — твой родной внук.

— Всё так, доча, — вздыхает. — Всё так! Но ты в папку родного пулю выпустила! Твердишь о Звере. Даже в бреду зовёшь его. Удивлена?! А я ведь у твоей постели несколько часов сидел. «Руста-а-а-ам! Руста-а-ам!» — выплёвывает. — Так что… Сыграем с ним партию, как надо, потом избавим тебя от лишнего плода и ненужной памяти, — ласково улыбается, хихикнув. — Я хорошего доктора-мозгоправа знаю. Он так ловко память подчищает! Один мой знакомый его услугами пользовался, сестричке помог лишнее забыть. Начисто! Не работа, алмаз! Загляденье! Ты о Звере и не вспомнишь. Будешь век верна тому, на кого я тебе укажу. Вот тогда я тебя с гордостью приму, как свою дочь!

Как я сказал, Немцу говорить много и не пришлось. Кристина его всё выложила. Тараторила так, что чуть язык пламенем не загорелся. Немца я рядом в это время держал. По его фейсу было чётко видно, что Кристина не врёт. Рожу так перекосило, что Немец на себя перестал быть похожим.

— Заткнись, убогая! Хоть про это молчи! — зашипел, когда Кристина бойко рассказала, что Немец сам заряд в клуб ставил.

Никогда не стоит забывать, кто кем был. Немец подрывником служил. Пригодилось сейчас.

Выходит, эта гнида рыла под меня из-за жадности и обид. Мало ему было того, что щедро отвесил. Захотел большего.

— Кто ещё?

— Не понял.

— Всё ты понял. Кто ещё Пороху стучит? Кроме тебя и Тахира?

— Я никого не знаю. Напрямую… — Немец взвизгивает свиньёй, когда ножом на яйца давить начинаю. К боли он терпим. Но яиц лишаться не желает. — Правду говорю! Никого не знаю! Я вот только с ней… С Кристиной, дела проворачивал!

— Как связываешься? Телефон? Как?

— Н-н-н-на номер один звоню. Оставляю сообщение. Порох сам всегда перезванивает. Сам…

— Ну, так позвони.

Толкаю телефон.

— Что сказать?

— Что ты обычно говоришь, то и скажи.

Немец трясущимися пальцами номер набирает. По памяти. Значит, много раз звонил.

— На громкую поставь. Всё слышать хочу, — требую.

Немец кивает. Несколько гудков. На том конце отвечают. Не на русском. Мягкий, немецкий говор. Женский голос учтиво о чём-то спрашивает.

Немец в ответ что-то говорит.

В ответ короткая реплика. Ну, смысл «данке шон» я и сам понял. Остальное — хер его знает.

— Что ты сказал?

— Всё, как обычно. Сказал, что в номер триста семнадцать требуются свежие полотенца.

— Что за хрень, а?!

— Не знаю. Это не я придумал… Не я! — верещит Немец. — Я это… от Тахира узнал. Спалил его как-то. Мог на месте пришить. Но договорился сотрудничать. Это всё…