Тайный агент Её Величества. Книги 1-5 - Алла Игоревна Бегунова

способностям, доказал, что в настоящее время наиболее важным является его присутствие в Петербурге, пока «черный кабинет» не заработает стабильно, без малейших сбоев. Но к подготовке экспедиции австриец допуск получил. Турчанинов приказал ему придумать не слишком сложный, но достаточно надежный код для переписки Анастасии, поскольку на проведение операции «ЧЕРНЫЙ ПЕРЕДЕЛ» отводилось более трех месяцев.

Доктор математических наук легко исполнил поручение. Он прибегнул к способу старому, как мир, – шифровальной машинке. По виду она напоминала забавную игрушку и умещалась в небольшом холстяном мешочке. Она состояла из двух дисков. Первый из них, внутренний и неподвижный, имел расположенные на краю и по часовой стрелке буквы латинского алфавита. На втором диске, внешнем и подвижном, помещались уже не буквы, а шифрознаки. Для кодирования донесения требовалось внешний диск поворачивать по часовой стрелке на один шаг. Таким образом слова превращались в группы причудливых значков. Разгадать их можно было, лишь имея подобную же машинку.

Турчанинову идея понравилась. Шифровальная машинка заметно упрощала процесс, и это обстоятельство очень подходило «ФЛОРЕ».

Ведь прежде с шифрами она не сталкивалась. Управитель секретной канцелярии счел, что работать на машинке она научится быстрее, чем уяснит себе суть применения цифровых кодов, которые по большей части и использовались в секреткой переписке российской спецслужбы.

Вчера вечером Отто-Юрген и Анастасия Аржанова провели вместе довольно много времени. Молодой математик сначала прочел ей краткую лекцию об истории криптоанализа и основах шифровального дела. Потом он приступил к демонстрации устройства. По очереди они поворачивали внешний подвижной диск, шифруя незамысловатые фразы, вроде: «Сейчас семь часов», «Вчера стояла солнечная погода», «На ужин будет гусь с яблоками».

Анастасия оказалась понятливой, толковой ученицей. Это давало доктору математических наук повод без конца восхищаться ею, шутить, говорить комплименты, целовать ручку и вообще держаться весьма непринужденно. Урок криптоанализа все больше напоминал бывшему старшему шифровальщику лучшие времена их знакомства в Вене.

Напоследок, в качестве контрольного упражнения, Отто-Юрген предложил Анастасии прочитать одно закодированное сообщение с помощью чудесной машинки. Она взяла у него листок с шифрограммой придвинула к себе свечу и нажала на диск пальцами, отыскивая на нем первый шифрознак из текста, составленного «ПЕРЕБЕЖЧИКОМ». Через десять минут она выполнила задание и протянула Дорфштаттеру-Шульцу расшифровку. «Сердечные раны никогда не заживают» – было написано по-немецки ниже двух строчек шифрознаков, какие изобразил на бумаге он.

– Браво, Амалия! – торжественно произнес Отто-Юрген.

– Здесь действительно все правильно? – не сразу поверила она.

– Да. Без единой ошибки.

– Это вы написали о себе?

– Конечно, – он печально кивнул.

– Не стоит огорчаться, – Анастасия улыбнулась ему. – Я хочу поблагодарить вас за интересный урок…

Она положила руки на плечи надворному советнику и поцеловала его в щеку. Тут Отто-Юрген расхрабрился по-настоящему. Он обнял свою ученицу за талию и, не встречая никакого сопротивления с ее стороны, прижал к груди. Он пылко поцеловал ее не один раз, а десять, бормоча при том нежные, ласковые слова. Анастасия не отвечала ему, но и не отталкивала от себя. Потом он все же остановился и снял вдруг запотевшие очки:

– О мой бог! Что вы делаете со мной…

– Отто, Отто… – она слегка коснулась рукой его волос, уложенных надо лбом широким ровным валиком. – Упрямый вы мальчишка! Разве ваша жизнь закончилась? Нет, она только начинается здесь, в России…

Так что настроение у математика из Вены, курившего турецкий табак на крыльце вместе с секунд-ротмистром Мещерским, было довольно бодрое. Пусть милая его сердцу Амалия уезжала. Зато он знал, куда, на сколько времени, с какой целью. Он получил возможность приватно переписываться с ней при помощи шифровальной машинки. К тому же Отто не сомневался, что экспедиция хорошо подготовлена.

Тому порукой, думал он, – железный порядок в спецслужбе у русских. Хитрым, хотя и не оригинальным способом, извлекли они его из Вены. Но здесь, в Санкт-Петербурге, ни в чем не обманули. Он получил чин, выше, чем имел у императора Иосифа II, на два ранга, должность начальника подразделения с правом самостоятельных решений, значительную денежную компенсацию. А добрые отношения с госпожой Аржановой, которые теперь складывались на совершенно иной основе, вообще не подпадали ни под какие меркантильные расчеты.

Живая, веселая картина последнего этапа сборов в дальнее путешествие, что разворачивалась сейчас перед глазами Дорфштаттера-Шульца на внутреннем дворе особняка, вполне отвечала внутреннему его душевному состоянию. Надворный советник следил за ней с чувством человека не чужого, а уже причастного к жизни очаровательной курской помещицы и ее слуг. Он с удовольствием вмешивался в их действия, стараясь говорить с ними на русском языке Они же косились на Отто в недоумении, но не протестовали и слушались его.

На дворе стояло два больших деревенских возка и крытая повозка. У крыльца высилась гора из сундуков, корзин, кожаных саквояжей, кулей, подушек, матрасов и перин, свернутых в валики и засунутых в клеенчатые чехлы. Аржановцы суетились вокруг, стараясь распределить вещи по трем транспортным средствам равномерно, с учетом их использования в дороге.

Два больших прямоугольных сундука Досифей сразу поставил на дно возка. Затем Федор-Фатих подал ему одну за другой три поместительных круглых корзины, сплетенных из ивовых прутьев, с крышками на висячих замках. Тут же по бокам они расположили несколько саквояжей, а сверху водрузили три матраса и три подушки, закрыли все это парусиной, перетянули пеньковыми веревками. Сейчас Досифей хотел пристроить объемистый куль овса на специальной откидной полке, находившейся на задней стенке возка. Куль туда никак не помещался. Наконец, тяжелая поклажа свалилась прямо ему на ноги, и он вскрикнул от боли. Молодой математик решил дать совет:

– Делайт так: тромб-тромб! Станет широк, но плоск. Тогда мог привязай…

Муж Глафиры, мастер на все руки – и лакей, и истопник, и сторож, и привратник – озадаченно почесал в затылке. Вроде бы, немец произносил знакомые слова, но что они у него значили, понять, убей Бог, было невозможно. Они с Федором-Фатихом переглянулись и снова взялись за куль.

– Nicht! – рассердился надворный советник. – Umgekehrt…[94]

Он подбежал к аржановцам, заставил их опустить куль на землю, несколько раз ударил по нему ногой, придавая плоскую и вытянутую форму, и после этого приказал: «Давай!» Слуги с его помощью подняли куль и уложили на полку.

– Карашо? – спросил их Дорфштаттер.

– Премного благодарны, ваше благородие, – поклонился Досифей.

– Молодец! – четко, с правильным ударением выговорил по-русски австриец и похлопал его по плечу.

Тем временем Николай и второй кучер Семен выкатили из каретного сарая барский экипаж. Не очень большой, всего двухместный, он имел рессоры, дверцы с квадратными окнами, еще одно продолговатое окно на передней стенке, слегка покатую крышу, обитую толстой кожей, четыре фонаря по углам. Это довольно элегантное изделие английского мастера Тимоти Джонса, работавшего в Петербурге, Анастасия приобрела недавно, перед поездкой в Вену, на деньги, выданные секретной канцелярией. Именно такой экипаж, совсем не роскошный, но удобный и добротный, могла иметь по представлениям Турчанинова, вдова майора австрийской легкой кавалерии пани Амалия Цецерская.

Один из маленьких сундуков, украшенный латунными полосками и фигурными наугольниками, требовалось укрепить в центре крыши экипажа при помощи специальных ремней с пряжками. Они продевались в отверстия, проделанные в широких деревянных планках, набитых но бокам крыши. Для этого Николай взобрался наверх и долго возился, отпуская вслух едкие замечания о сундуках, ремнях и экипажах, изготовленных инородцами «без царя в голове». Когда он затянул все ремни и застегнул все пряжки, собираясь спрыгнуть на землю, из дома вышла Глафира. Она несла высокую цилиндрическую картонную коробу для дамских шляп.

– Закончил? – спросила она у сына. – А это укладывать там кто будет?

– X… в пальто! – дерзко ответил ей раздосадованный Николай.

– Задницу сейчас надеру, матершинник! – горничная погрозила ему кулаком и передала коробку, которую тот принял с крайней неохотой.

– Что он сказаль? – молодой математик обратился к Мещерскому. – Вовсе я ничего не понимайт.

– Да так, – адъютант усмехнулся. – Непереводимая игра слов…

Тут ворота распахнулись, и целый военный отряд остановился на пороге. Два армейских полуфурка, выкрашенные, однако, вместо уставного зеленого в партикулярный темно-лиловый цвет, телега с высокими бортами, затянутая сверху мешковиной, девять кирасир в епанчах и треуголках, верхом на рослых лошадях одной масти – караковой – захотели все вместе въехать на узкий двор.

– Куда?! – заорал секунд-ротмистр, видя, что сейчас произойдет столкновение. – Осади назад!

– Слухаюсь, ваш-бродь! – таким же диким голосом радостно ответил ему сержант Чернозуб, поднял своего коня на дыбы и, лихо развернув его к солдатам, скомандовал:

– Почекай, хлопцы! Будемо