Сумеречные миры - Владимир Добряков

Микеле что-то бормочет в замешательстве. Он явно не ожидал такого приглашения. Думаю, что он готов отправиться к Кристине прямо сейчас, и его удерживает только чувство такта и незнание местных обычаев: удобно ли встречаться с женщиной наедине?

Мне же местные обычаи предписывают попрощаться с Кристиной и отключить связь. По правилам хорошего тона, принятым в Монастыре, связь отключает тот, кто первый на нее вышел. Мы с Микеле еще немного беседуем о неожиданных путях наследственности, и тут я замечаю, что его взгляд подолгу задерживается на голограмме Лены, и он явно хочет спросить меня о чем-то, но не решается.

— Микеле, помнишь, что сказал Магистр? Лучше задать десяток глупых вопросов, чем не получить ответ на один умный. Ты хочешь что-то узнать у меня. Спрашивай, здесь не лгут и не уходят от ответа.

— Ну, если так, — Микеле решается и показывает на голограмму, — кто она?

— А ты что, не узнаешь?

— Я имею в виду, кто она для тебя?

— Подруга, самая близкая и любимая подруга.

— Вы — супруги?

Мне приходится объяснять Микеле, насколько изменились отношения полов с его времен. Он слушает с недоверием. Понятие «свободы любви» его несколько шокирует. Но с этим пока ничего не поделаешь.

Нас прерывает сигнал монитора связи. Это Лена.

— Привет, ребята! — улыбается она. — Сумерничаете? А почему бы нам не поужинать вместе? Я проголодалась, а самой возиться не хочется. Андрей, постараешься?

Я критически смотрю на экран. Но вижу только широкий кружевной воротник, закрывающий плечи. Пойдет. Киваю и направляюсь к синтезатору творить ужин. Творю жаркое с грибами и картошкой. Добавляю к этому салат с зеленью, сыром и овощами, которые я вызвал по линии доставки. Когда я кончаю крошить овощи, тереть сыр и поливать все это майонезом, из Нуль-Т выходит Лена.

Великое Время! Умеют же некоторые женщины одеться так, что в этой одежде они выглядят эротичнее и соблазнительнее, чем раздетые. Моя Ленка владеет этим искусством в совершенстве. На ногах простые белые туфельки на высоком каблучке и с ремешком поперек подъемов ножек, затянутых в голубые колготки. Юбка длинная, почти до пола, но состоит из разрозненных широких белых и голубых полос, которые скрепляются только где-то чуть ниже пояса. Сверху голубая блуза из бархатистой ткани, с длинными широкими рукавами. Полы не сходятся на два пальца и перехвачены редкими серебряными завязками. Причем видно, что это произведение надето на голое тело. Впрочем, у меня складывается впечатление, что и под колготками-то ничего нет. Наряд венчается широким, закрывающим плечи белым кружевным воротником. На бедного Микеле такой наряд действует как заряд картечи. Он отводит глаза.

А Лена, не обращая на его смущение ни малейшего внимания, усаживается за стол, по-хозяйски оглядевшись, щелкает пальцами, обтянутыми белым шелком перчаток. При этом появляется последний слой голограммы, где моя подруга изображена лежащей на диване в одних босоножках. Микеле не знает уже, куда ему девать глаза. Он опускает их в тарелку и быстро приканчивает ужин, отделываясь односложными ответами, когда Лена обращается к нему.

Покончив с ужином, Микеле благодарит нас и прощается, сославшись на то, что завтра начинаются занятия и ему надо как следует отдохнуть. Когда он оставляет нас, я смотрю на Лену и не нахожу, что сказать.

— Ну, что ты на меня так уставился? — интересуется подруга.

— Лен, зачем так смущать несчастного Микеле?

— А что, его мой наряд шокировал?

— Ты бы еще в своей накидке явилась.

— А ты осуждаешь?

Я пожимаю плечами. Что можно ответить?

— Ну и не лезь не в свое дело. Я знаю, чего добиваюсь. Если бы ты знал, сколько времени я провела, выбирая этот комплект, ты бы меня не осуждал.

— И для кого же ты так старалась?

— Ну, конечно же, не для тебя! Тебя таким нарядом разве прошибешь? Ты вот сидишь и бровью не ведешь. А Микеле сразу понял, что к чему.

— Теперь я понимаю, что имел в виду Магистр, когда говорил тебе: «Не перестарайся».

— Будь спокоен, не перестараюсь, — смеется Лена. — В этом деле я норму чувствую точно и эротику дозирую очень тонко.

Все, что видишь ты, — видимость только одна,

Только форма — а суть никому не видна.

Смысла этих картинок понять не пытайся —

Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

О.Хайям

Стремительно летят дни, недели и месяцы, заполненные работой и занятиями с Микеле. Он уже стал для нас с Андреем и Леной Мишей, для Магистра — Мишелем, для Ричарда — Майклом. Микеле не покривил душой, когда сказал, что он понятливый и упорный. Его обучение продвигается стремительно. Я просто диву даюсь, как успешно он усваивает все премудрости, которые мне в свое время казались неприступными (но, Время побери, я их все же одолел!).

Я и Андрей занимаемся с ним технической и спортивной подготовкой. Правда, я не сдержал своего слова и не свел его на фехтовальной дорожке для начала с Леной. Просто не смог. Она была на задании. Но Микеле вполне хватило и нас с Андреем, чтобы понять, что и в этом деле нет пределов совершенству. Позднее Лена все-таки встретилась с ним со шпагой в руке. Я попросил ее:

— Ленок, давай без своего телекинеза.

— И так будет хорош! — усмехнулась в ответ моя подруга.

За десять минут боя Микеле проникся к Лене таким уважением, которое она ни за что не смогла бы завоевать другими методами. Это невзирая на то, что Лена много занималась с ним психофизической подготовкой: учила владеть своим телом так, как никогда не научит никакая йога.

Одновременно Лена исподволь, ненавязчиво, в беседах, внушением на уровне подсознания помогала Микеле преодолеть нравственную пропасть, разделявшую средневекового ваганта и хроноагента вне всех времен. Микеле больше не отворачивался и не смущался, наблюдая на экране эротические сцены. Более того, его уже не шокировали откровенные, порой слишком откровенные, даже с моей точки зрения, одеяния и высказывания наших женщин.

Однако все его успехи в области нравственного совершенствования не мешали ему теряться и смущаться при виде Кристины, даже когда она была одета в строгий деловой костюм. Но здесь причина была далеко за пределами рядовых отношений.

Микеле дословно воспринял совет Магистра: «Лучше задать сто глупых вопросов, чем не получить ответ на один умный». Вопросы сыпались из него в любое время суток, как зерно из худого мешка. Больше всех доставалось мне и Андрею.

Постепенно я обнаружил, что его вопросы все глубже и глубже начинают уводить нас в дебри хронофизики. В конце концов я понял, чего он добивается. В разговоре со Стрембергом я обратил внимание босса на повышенный интерес Микеле к этой науке, а также на нашу с Андреем слабую подготовку в этой области.