Мифы Ктулху - Роберт Ирвин Говард

облика, да и слова его были сродни тем, что можно услышать в кошмарном сне.

— Я знаю: тебе не понять, — сказал Джим. — Я и сам не понимаю, а просто чувствую и знаю, что это так, но не имею слов для объяснения. Липаны были ближайшими родственниками апачей, а к тем немало тайных знаний перешло от индейцев пуэбло. Человек-Призрак БЫЛ — вот и все, что я хочу сказать, — уж не знаю, живой или мертвый, но он БЫЛ. И более того, он ЕСТЬ.

— Интересно, кто из нас спятил: ты или я? — вставил док Блейн.

— Ну что ж, — сказал старый Джим, — тогда скажу тебе еще больше: Призрак знавал Коронадо.

— Так и есть, чокнулся, — пробормотал док Блейн. Вдруг он вздернул голову: — Что это?

— Лошадь свернула с дороги и остановилась, судя по звукам, — сказал я.

И как дурак подошел к двери и выглянул наружу. Представляю, как четко вырисовывалась моя фигура в свете горящей позади лампы! В сгустке теней, где, я знал, остановилась лошадь с седоком, сверкнуло, и раздался крик дока: «Осторожно!» — бросившись к двери, он сшиб меня с ног, и мы покатились по полу. В это же мгновение я услышал треск ружейного выстрела… Старый Гарфилд как-то странно хрюкнул и тяжело осел на пол.

— Джек Кирби! — пронзительно крикнул док Блейн. — Он убил Джима!

Я вскочил, слыша перестук копыт разворачиваемой лошади, сдернул со стены ружье старого Джима, без долгих раздумий выскочил на обветшалое крыльцо и разрядил оба ствола в размытые очертания движущейся цели на фоне звездного неба. Заряд был слишком легким, чтобы убить кого бы то ни было на таком расстоянии, но даже этот, опасный лишь для малой пичуги, выстрел ужалил коня — тот взбесился и понес, поднявшись на дыбы и крутанувшись на месте, через изгородь из рельсов прямо во фруктовый сад, не разбирая дороги. Толстый сук персикового дерева вышиб всадника из седла, он рухнул на землю и замер без движения. Я помчался туда и склонился над ним. Это и в самом деле оказался Джек Кирби, и шея его была сломана, как гнилая ветка.

Я оставил его валяться и побежал обратно к дому. Док Блейн уложил старого Гарфилда на скамью, которую затащил с крыльца, и лицо его было белее, чем я когда-либо видел. Старый Джим представлял собой жуткое зрелище: он был застрелен устаревшим патроном «45–70», и с такого расстояния тяжелая пуля буквально снесла ему полчерепа. Лицо и тело были забрызганы каплями крови и мозгов. Он располагался прямо за моей спиной, несчастный старый чертяка, и принял на себя свинец, предназначавшийся мне.

Дока Блейна трясло, как будто он был новичком в такого рода делах.

— Можешь ли ты утверждать, что он мертв? — спросил он.

— Вам виднее, — отозвался я. — Но даже самый полный осел сказал бы, что перед нами труп.

— Он ДОЛЖЕН БЫТЬ трупом, — голос дока был неестественно напряжен. — Уже явно наступило rigor mortis[15]. Но послушай его сердце!

Я повиновался — и невольно вскрикнул. Тело уже остыло и было каким-то влажным на ощупь, но в мертвой груди все так же равномерно бухало таинственное это сердце, словно динамо-машина в заброшенном доме. Кровь больше не текла по венам, а сердце все билось, и билось, и билось, как будто отстукивая пульс Вечности.

— Живая сущность в мертвом теле, — прошептал док Блейн, повторяя слова убитого; лицо его покрылось холодным потом. — Что может быть противнее природе? Знаешь, я собираюсь сдержать обещание, которое дал ему. Возьму на себя такую ответственность, — все это слишком чудовищно, чтобы просто проигнорировать.

Нашими хирургическими инструментами были нож для разделки мяса и слесарная ножовка. Звезды с небес взирали безмятежно на густые тени дубрав и на мертвеца, лежащего в саду. А внутри старинного дома в неярком свете масляной лампы двигались причудливые тени, дрожа и кривляясь, прячась по углам; тускло поблескивала кровь на полу и скамье, где покоилась залитая красным фигура. Единственными звуками в ночи были скрежет пилы по кости да уханье невидимой во тьме совы.

Док Блейн просунул окровавленную руку в сделанный им разрез и извлек наружу красный пульсирующий объект, попавший в полосу света от лампы. Он с криком отпрянул, вещь выскользнула из его пальцев и шлепнулась на стол. Я тоже невольно вскрикнул, ибо Это упало не с мягким чавкающим шлепком, какой издает брошенный кусок мяса, но с глухим инфернальным стуком ударилось о двухдюймовые доски. Движимый необъяснимым побуждением, я наклонился и осторожно поднял сердце старого Гарфилда. Ощущение было как от чего-то хрупкого, неподатливого, вроде стали или камня, но более округлого и эластичного, чем они. По размерам и форме это была копия человеческого сердца, только несколько более плавных очертаний. Красно-розовая поверхность блестела в свете лампы почище любого рубина. Оно продолжало биться, мощно вибрировать в моей ладони, гоня вверх по руке волны энергии и заставляя мое собственное сердце стучать в унисон. Это была какая-то космическая сила, выходящая за пределы моего понимания и заключенная в объекте, внешне напоминающем человеческое сердце.

Меня даже посетила мысль, что это — своеобразное динамо жизни, куда более близкое к бессмертию, чем подверженное разрушению человеческое тело, овеществление вселенского секрета, более удивительного, чем мифический фонтан, разыскиваемый Понсе де Леоном. На душу мою снизошло внеземное озарение, и я вдруг страстно пожелал, чтобы Это стучало и билось в моей собственной груди, на месте ничтожного сердчишки из мускулов и тканей.

Тут док Блейн что-то невнятно вскрикнул, я очнулся от своих грез и обернулся.

Шум от его появления был не больше, чем шорох ночного ветра в кукурузных стеблях. Еще секунду назад в дверях было пусто, а теперь там стоял он, высокий, смуглый, непроницаемо-таинственный — индейский воин преклонных лет, в боевой раскраске и головном уборе, в набедренной повязке и мокасинах. Его темные глаза горели, словно огни, сверкающие в глубине бездонных черных озер. Он безмолвно протянул руку, и я вложил в нее сердце Джима Гарфилда. Он без единого слова повернулся и двинулся в ночь. Но когда лишь мгновение спустя мы с доком Блейном, оправившись от потрясения, выбежали во двор, там не осталось ни единого следа человеческого присутствия. Он исчез, как ночной призрак, и только что-то похожее на большую сову промелькнуло в полоске света, летя в направлении встающей над холмами луны.

Перевод Г. Корчагина

Примечание: