Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи

прекрасно помню, где находится ресторан, па. Но мы проедем практически мимо прачечной Моро и шляпного магазина, где меня приводили в чувство. Ты это делаешь нарочно!

— Лисбет, а помнишь, как, еще живя во Франции, в письме ты рассказывала, что упала с лошади и испугалась. Твой дядя Жюстен, дававший тебе уроки верховой езды, настоял на том, чтобы ты сразу же вернулась в седло, — нельзя зацикливаться на поражении. Сегодня — похожий случай. Я считаю, тебе нужно здесь бывать. Все прекрасно! Мы едем по Бродвею, замечательная погода, небо ясное, пешеходы спешат по своим делам. Я пытаюсь тебе показать, что ты ничем не рискуешь.

— Эдвард, это тот редкий случай, когда я с тобой не согласна! — воскликнула Мейбл с заднего сиденья. — Элизабет права, едем лучше домой! Антонэн, бедняжка, дремлет, положив голову мне на колени. У меня уже ноги затекли!

— Как прикажете, дамы!

— Спасибо, па, — прошептала Элизабет.

И с облегчением стала смотреть на оживленную толпу, передвигающуюся по обеим сторонам улицы. С постоянным притоком иммигрантов и развитием порта, одного из крупнейших в мире, Нью-Йорк стал самым населенным городом Соединенных Штатов.

«Чего я боюсь? — спрашивала она себя. — Все, что произошло, — не случайность. И у меня есть тому доказательства».

И тут она его увидела — метрах в пятнадцати, под уличным фонарем. Элизабет показалось, что ее сердце перестало биться, — так она разволновалась.

— Па, пожалуйста, сбавь скорость! Это он! Слева, у края тротуара.

Эдвард напрягся, резко утопил педаль тормоза. Припарковался он кое-как и двигатель глушить не стал. Отсюда можно было рассмотреть лицо мужчины, казалось, не замечавшего общего оживления на улице.

— Полицейские плохо делают свою работу, — буркнул он. — Смотри, Лисбет! Возле входа в театр — двое полицейских, но они заняты болтовней. Зачем ловить подозрительных типов? А ведь я подал жалобу в их участок!

Мейбл все слышала. И тоже во все глаза уставилась на обидчика своей дочери.

— Эдвард, что ты собираешься делать? — тихо спросила она. — Если этот тип не продал медальон, есть шанс его вернуть. Сходи и предупреди полицейских!

— Он давно продал медальон, он же золотой, — заявила Элизабет. — Ну и пускай! Па, пожалуйста, едем! Умоляю тебя! Едем домой.

— А воры пускай разгуливают по улицам? Из-за этого мерзавца ты три недели дрожишь от страха, — не дал себя уговорить мистер Вулворт. — Нет, я обязан что-то предпринять!

— Па, я тебя очень прошу, не надо! Не выходи из машины! — молила Элизабет. — Едем!

Сама она не сводила с бродяги глаз, заинтригованная его неподвижностью. Вид у него был отсутствующий, как если бы он затерялся в другой вселенной. Тут Эдвард торжествующе прошептал:

— Полицейские идут в нашу сторону! Я помахал, и один из них заметил! Сейчас перейдут через дорогу, и я попрошу арестовать твоего обидчика, Лисбет! И ты сможешь о нем не думать. Не выходите из салона!

Эдвард вышел на проезжую часть. Мейбл сидела тихо, склонившись над крепко спящим ребенком.

— Ма, если Антонэн проснется, не дай ему встать, — попросила Элизабет встревоженным тоном. — Не хочу, чтобы он это видел.

— Что — это, милая? — удивилась та.

В ушах у Элизабет шумело, к горлу подступил комок. Она размышляла, что ей сделать — или не сделать, — чтобы порочный круг кошмаров наконец разорвался. Дальше события развивались с устрашающей скоростью, не давая изменить то, что было предрешено. В ее жизни так уже не раз бывало.

Полицейские, с пистолетами наголо, побежали через дорогу. Один задел женщину с младенцем на руках, и она возмущенно вскрикнула. Бродяга увидел полицейских. На его лице мелькнула паника, и, вместо того чтобы убегать по тротуару, он бросился вперед, на проезжавший мимо на скорости автомобиль. Ударился об удлиненный капот, и его отшвырнуло назад, на камни мостовой.

— Нет! Нет! Нет! — сквозь рыдания вскрикивала Элизабет с расширенными от ужаса глазами. — Я знала! Господи, я знала и ничего не сделала! Чем же я лучше его? Он не заслуживает смерти, да еще из-за меня!

— Не говори глупости, милая, — возразила Мейбл, тоже до крайности шокированная. — Этот человек безумен, это же очевидно!

Вокруг недвижимого тела, распростертого на проезжей части, начала собираться толпа. Эдвард беседовал с полицейским. Водитель форда последней модели, известной как «Форд-Т»1–1, растерянно стоял рядом.

Элизабет открыла дверцу, вышла и направилась к месту инцидента. Состояние у нее было почти сомнамбулическое. Она уже видела все это — раньше, в страшном сне.

«Все, как тогда! — мысленно ужаснулась она. — Все! Я никогда не желала этому бедолаге смерти, но и не вмешалась!»

Стоило ей приблизиться, как Эдвард бросился наперерез, удержал за руку.

— Я просил оставаться в машине, — сказал он. — Вернись к Мейбл, Лисбет. Это зрелище не для тебя.

Он продолжал удерживать молодую женщину за локоть. Элизабет резко выдернула руку.

— Па, он еще жив?

— Да, но, как я понял, в критическом состоянии. Ударился бедром об автомобиль, а потом головой о брусчатку. Кого-то отправили звонить в скорую. Его отвезут во французскую больницу, он числится местным пансионером. Лисбет, ты куда?

— Па, отпусти! Я собираюсь работать медсестрой, пора привыкать к виду раненых! — возразила Элизабет, у которой в лице не было ни кровинки.

Она стала расталкивать зевак. Подбежал полицейский и повелительным жестом ее остановил.

— Хочу удостовериться, что это действительно он напал на меня три недели назад и украл медальон, — сказала она. — Если это так, то я попрошу, чтобы в больнице его обыскали. Медальон — память о матери, я очень им дорожу.

— Хорошо, мисс, проходите!

— Мадам Джонсон, — поправила его Элизабет. — А это — мой отец, мистер Вулворт. Это он указал вам на моего обидчика.

Полицейский уважительно кивнул. И даже вызвался ее сопроводить. Когда они подошли, распростертый на дороге бродяга не подавал признаков жизни. Элизабет не заметила ни дырявых подметок на его ботинках, ни того, как грязна его одежда и сколько в ней прорех.

Под головой у него расплывалась кровавая лужа — на это страшно было смотреть. Впервые она видела его без засаленной кепки, которая, скорее всего, слетела с головы во время столкновения.

Тут раненый слабо застонал и широко открыл глаза, глядя в небо. Против воли Элизабет подалась вперед, а потом и склонилась над тем, кто так долго держал ее в страхе. И внутренне ужаснулась, увидев светло-серые, с золотыми крапинками, глаза — затуманенные, словно бы незрячие, но показавшиеся такими знакомыми.

— На помощь! Спасите! — пробормотал мужчина по-французски.

Она единственная поняла эти три едва слышно произнесенных слова. У Элизабет подкашивались ноги, путались мысли. Ей пришлось опуститься на корточки. В душе больше не было