Всё та же я - Джоджо Мойес

— А кто сказал, что будет легко? — Мина вытерла руки о фартук. — Это жизнь, Луиза. Давай покажи мне.

— Что показать?

— Письма. Брось! Только не вкручивай мне, будто не таскаешь их собой! Ашок говорит, ты вся светишься, когда получаешь эти письма.

— А мне казалось, консьержи умеют держать язык за зубами.

— У моего мужа нет от меня секретов. И ты это знаешь. Более того, мы очень внимательно следим за всеми поворотами твоей жизни здесь. — Она со смехом протянула руку, нетерпеливо пошевелив пальцами.

После секундного колебания я бережно извлекла пачку писем из сумочки. И Мина, не обращая внимания на суматошливую беготню ребятишек, на доносящийся из-за двери смех своей матери, смотревшей по телику какую-то комедию, на шум, духоту и ритмичное пощелкивание вентилятора над головой, склонилась над моими письмами и начала их читать.

Странная вещь, Лу. Итак, я потратил три года на строительство этого проклятого дома. И думал исключительно о том, какие рамы установить, какую душевую кабину выбрать, какие электрические розетки купить — белые пластиковые или никелированные. А теперь дом закончен, или почти закончен, но уже точно останется в таком же виде. И вот я сижу один в своей безупречной гостиной, выкрашенной нужным оттенком бледно-серого цвета, с отреставрированной печью, шторами с французскими складками, которые помогла выбрать мама, и думаю: «А на хрена мне все это? На хрена я построил этот дом?»

Я считал, мне нужно было как-то отвлечься после смерти сестры. И поэтому затеял стройку, чтобы ни о чем не думать. Я строил дом, потому что хотел верить в будущее. Итак, дом готов, а я смотрю на эти пустые комнаты и абсолютно ничего не чувствую. Возможно, некоторую гордость, что довел до конца начатую работу, и, пожалуй, больше ничего. Ничего.

Мина еще раз перечитала последние строчки. Потом сложила письмо и вручила мне всю пачку.

— Ох, Луиза, — склонив голову набок, вздохнула она. — Давай, девочка, не тушуйся! Вперед!

— Ты слышала?

Я направлялась вместе с Дином Мартином на работу. Лето уже вступило в свои права, с каждым днем воздух становился все более теплым и влажным, так что даже после короткой пробежки до метро футболка прилипала к спине, а рассыльные на велосипедах разделись до пояса, обнажив опаленную солнцем бледную плоть, и вовсю материли неосторожно переходящих улицу туристов. Но сегодня я надела психоделическое платье, которое купил мне Сэм, и туфли на пробковой танкетке с розовыми цветами на ремешках, а после тяжелой зимы лучи солнца на голых руках были для меня точно волшебный бальзам.

— Слышала — о чем?

— О библиотеке! Она спасена! По крайней мере на ближайшие десять лет. — Ашок сунул мне свой телефон. Я остановилась и, подняв на лоб солнцезащитные очки, прочла сообщение от Мины. — Поверить не могу! Анонимное пожертвование в память о каком-то умершем парне. Вот… погоди… я нашел. — Ашок провел пальцем по экрану. — Мемориальная библиотека Уильяма Трейнора. Но кому какое дело, кто он такой?! Луиза, финансирование в течение десяти лет! И городской совет согласился! Десять лет! Вот это да! Мина на седьмом небе от счастья. Она была уверена, что мы потеряли библиотеку.

Я еще раз посмотрела на сообщение, после чего вернула Ашоку телефон:

— Это ведь очень хорошо, да?

— Это потрясающе! Кто бы мог подумать?! А? Кто бы мог подумать?! Хоть что-то хорошее для маленьких людей. О да! — Ашок расплылся в счастливой улыбке.

И сердцу вдруг стало тесно в груди от ощущения счастья, настолько огромного, что земной шар на секунду перестал вертеться. Я была одна во Вселенной, полной чудес, которые непременно произойдут, если чуть-чуть подождать.

Я посмотрела на Дина Мартина, поправила очки, помахала Ашоку и пошла по Пятой авеню, улыбаясь от уха до уха.

Ведь я просила финансирование на пять лет.