Дикие цветы - Хэрриет Эванс

Корд хотела сказать Бену еще кое-что, устроить ему сюрприз, но не могла сделать этого, не раскрыв существования дневника, и потому молча смотрела в окно: на простирающиеся к острову Брауни поля и на курган, ведущий к Биллз-Пойнт и Суонеджу. Летом там росли колокольчики, кивающие головками в высокой траве, а в воздухе плясали бабочки, но сейчас, поздней осенью, склон зарос кроваво-красным утесником, а в ветвях голых, согнувшихся деревьев свистел ветер. В воздухе висело предчувствие зимы, и Корд подумала: «Я бывала здесь только летом. Как странно».

Наконец над верхушками огненно-красных и персикового оттенка деревьев показалось море. Темно-синяя полоса все росла и росла, а потом ослепительно сверкнула и снова исчезла. Они въехали в деревню.

– Надо же, ничего не изменилось, – засуетилась Корд, надеясь, что с помощью напускного веселья и разговоров сумеет пережить поездку – она боялась, что ее стошнит, если она продолжит молчать. – Даже зимой тут все так же. Смотрите, вот дом священника. А вот дом миссис Гейдж. А вот наша дорога.

Она крепко схватила Бена за руку.

– О боже, а вот и Бичез. Мама там? Я бы очень хотела заглянуть внутрь.

– Она будет позднее. Хочет встретиться в доме.

– Господи боже, – до тошноты нервничала Корд.

Она надела теплую пуховую куртку, прекрасно сохранявшую тепло, на Лорен же был только элегантный темно-синий пиджак. Корд потянулась, чувствуя себя в машине словно в ловушке, ощущая на коленях тяжесть ангела и дневника, и внезапно ей отчаянно захотелось выбраться наружу.

– Подъездная дорожка все такая же ухабистая. Как же я рада, что и это как раньше…

– Я бы хотела ее заасфальтировать, но даже у меня не получилось, – пояснила Лорен. – Это единственное изменение, которое мне не позволили сделать, Корделия. Надеюсь, оно не принесет много сложностей.

– Изменение? – переспросила Корд с вежливой улыбкой. – Я не понимаю, о чем ты. – Она удивленно посмотрела на брата.

– Видишь ли, Корди… Нам надо тебе кое в чем признаться. Лорен ездила сюда ремонтировать дом, – сказал Бен, освободив свою руку от хватки Корд и сжав плечо жены. – Она привела в порядок ванную комнату, обработала и покрыла лаком дерево, разобралась с сыростью, починила отопление, привезла новую мебель, новый котел, ну и все в таком духе. Мы сделали это для тебя и мамы. – Он посмотрел на Корд. Машина проехала еще немного по инерции и остановилась. – Мы хотим, чтобы в доме снова можно было жить, на случай если мама захочет провести здесь несколько дней до того, как… пока она еще может. А еще мы хотим, чтобы и тебе здесь понравилось.

– Может, ты и нас пригласишь как-нибудь, – добавила Лорен с улыбкой.

Дверь машины распахнулась, словно по воле чьей-то невидимой руки, и Корд поняла, что занервничала по-настоящему только сейчас. Бен помог ей выбраться на улицу. Оказавшись на посыпанной гравием подъездной дорожке, Корд принялась разглядывать дом.

– Помнишь, папа говорил, что когда он впервые увидел дом, он утопал в диких цветах? Жимолость, ежевика, а еще розы. Смотри, Бен, они все еще цветут. Разве это не удивительно?…

Они прошли к парадному входу по крошечной тропинке, и им открылся до странности знакомый вид: те же неряшливые заросли крапивы и ежевики на песке, небольшая желтая полоса перед пляжными домиками, и тот же вид на море и бухту, появившийся, стоило им только взобраться на крыльцо.

Корд прикусила губу, но вдруг позади нее раздался голос:

– Привет, Корди!

Лорен вскрикнула:

– Боже! Вы меня испугали, Алтея.

Корд медленно повернулась. На крыльце в одиночестве сидела мать.

– Мама? Ты рано. Я думал, тебя привезут к обеду, – удивился Бен, подходя к ней.

Алтея сидела на новом плетеном диване, покрытом подушками пастельных цветов. Он поцеловал ее и отступил. Корд неотрывно смотрела на мать.

– Я специально приехала раньше, – сказала Алтея. – Корди, дорогая. Вот мы и встретились.

Мешки, висевшие у Алтеи под глазами, когда Корд видела мать по телевизору в репортаже о похоронах какого-то актера в Вестминстерском аббатстве, теперь простирались ниже скул. Нижние веки опустились так низко, что из глаз постоянно текло. Руки исхудали настолько, что обручальное кольцо болталось на пальце. Но несмотря на это, Алтея непринужденно отбросила с лица локон все еще блестящих золотисто-каштановых волос и сказала застывшей в удивлении дочери своим дивным голосом:

– Ну что, ты приехала извиниться или накричать на меня?

Корд наклонилась и поцеловала Алтею в мягкую щеку, на ощупь напомнившую ей бумагу.

– Привет, мама. – Она погладила Алтею по волосам. – Как… как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, неплохо. Пару дней назад у меня случился припадок, и я упала. – Она подняла длинную шелковую юбку с муаровым узором, покрытую крупным принтом в виде синих и бежевых гортензий, чтобы показать забинтованное колено. – Врачи говорят, что еще один меня убьет и я должна тихо сидеть дома, но я такого не потерплю. Есть варианты умереть и похуже. И лучше уж умереть до того, как захочешь этого.

– Слушайте-ка, Алтея, не говорите так, – остановила ее Лорен с напускной строгостью.

– Благодарю за беспокойство. – Алтея властно подняла брови, и Корд улыбнулась про себя. – Корделия, поставь, пожалуйста, чайник. Я уже побывала в доме. Должна заметить, Лорен, ты проделала великолепную работу.

Корд переступила через порог, настраиваясь на знакомые запахи – аромат сосновых игл, пыли, моря, людей, – но ничего из этого не уловила. Некоторые стены все еще были обшиты деревянными панелями, создававшими в доме уют и тепло, но другие из-за высокой влажности покрыли свежеокрашенным гипсокартоном: бледно-желтым на кухне, бежевым и светло-серым в гостиной. Старые плинтусы и дверные ручки тоже исчезли вместе с сыростью, равно как и большинство фотографий вдоль лестницы – осталось всего четыре или пять штук.

Дом был таким же, как и всегда, но улетучился вес всей той памяти, что давила на него. Восхитившись шторами с репродукциями Дункана Гранта, Корд наполнила и включила чайник, а потом глубоко вдохнула и закрыла глаза, слушая рев осеннего прибоя. Она распахнула французское окно, подивившись тем, как плавно оно теперь открывается, и вышла на улицу поблагодарить Лорен за все, что та сделала, но на крыльце сидела одна лишь Алтея.

– Они пошли прогуляться по пляжу, – сказала она, постучав кончиками пальцев по покрытому морщинами рту. – Присаживайся.

Корд села рядом. Ее взгляд как магнитом притягивало к загубленному лицу Алтеи, но Корд сдержала себя, зная, что подобного внимания мать боялась больше всего на свете. Корд собиралась расспросить ее о многом, но не знала, с чего начать.

Спустя некоторое время разговор начала сама Алтея:

– Сначала о главном. После моей смерти хозяйкой Боски станешь ты. Это указано в моем завещании, но я расскажу в двух словах, пока еще жива: кроме дома, ты получишь часть денег, вырученных от продажи особняка в Туинекеме – меньше, чем Бен, чтобы компенсировать передачу Боски. Твой отец больше всего хотел, чтобы дом стал твоим, так что мы выполним его волю. Теперь об остальном – о других активах…