The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

одного из самых жестоких деспотов эпохи. Казанский собор в Санкт-Петербурге задумывался как русский аналог купола собора Святого Петра в Риме, а Исаакиевский собор - как синтез всей европейской соборной традиции. В Вашингтоне сакральная архитектура вообще не играла никакой роли.

В течение длительного времени первоначальные планы осуществлялись непоследовательно как по духу, так и в деталях. Уже в 1792 г. после бурной ссоры с добродушным президентом Вашингтоном Л'Энфан был уволен и забрал с собой многие из своих планов. Городской район "Вашингтон" стал полем для экспериментов, хотя и в меньших масштабах, чем предполагал Л'Энфан; его официальная резиденция для президента должна была быть в шесть раз больше современного Белого дома. То, что было построено вначале, мало чем напоминало чувство грандиозности Энфана. Чарльз Диккенс, посетивший город весной 1842 г., был явно не впечатлен: это был город не великолепных расстояний, а «великолепных замыслов": "просторные проспекты, которые ни с чего не начинаются и никуда не ведут; улицы длиной в милю, которым нужны только дома, дороги и жители; общественные здания, для завершения которых нужна только публика». Капитолийский холм, на котором расположены обе палаты Конгресса, обрел купола и боковые крылья только в конце 1860-х годов. Окончательный проект Молла был разработан только в 1920-х годах. Мемориал Линкольна был торжественно открыт в 1922 году, а средства на строительство Мемориала Джефферсона были утверждены только в 1934 году. Эклектично задуманный классический комплекс, украшенный неороманским Смитсоновским замком конца XIX века, по сути, является творением архитектора Джона Рассела Поупа периода между двумя мировыми войнами. Вашингтон сам не верит в свою молодость.

 

Манчестер - "город шока"

Вашингтон занимал маргинальное место в системе городов и был далек от индустриальных центров экономики XIX века. Из столичных городов именно Берлин, не имеющий аналогов в истории Лондона, Парижа и Вены и не занимающий центрального положения в городской системе, в наибольшей степени соответствовал промышленному городу. Ни в одном другом месте в период индустриализации Германии не было сосредоточено столько передовых технологий, особенно в электротехнической промышленности. Берлин не был центром первой фазы индустриализации, основанной на использовании паровой энергии; он обрел свой характер благодаря систематическому применению науки в промышленном производстве. Корпоративные исследования и разработки, тесно связанные с организованной государством наукой и крупными заказчиками, никогда прежде не имели такого значения для экономических инноваций. Берлин кайзеррайха стал первым "технополисом" или, по выражению Питера Холла, «первой Силиконовой долиной». Париж, в частности, был, по сравнению с ним, городом услуг и малого бизнеса; с экономической точки зрения они оба были метрополией прошлого и метрополией будущего.

Не только Париж, но и некоторые из самых быстрорастущих и экономически наиболее современных городов мира так и не стали по-настоящему заметными центрами промышленности. В Лондоне, в отличие от Берлина или Москвы конца XIX века, преобладала комбинация мелкой и средней промышленности с крупным сектором услуг, включая международные финансовые услуги города. Нью-Йорк в 1890 году все еще оставался по сути меркантильным городом и портом. И Нью-Йорк , и Лондон во многом черпали динамизм из собственных внутренних потребностей; в обоих городах важной движущей силой роста была строительная индустрия. В Лондоне не было крупных металлургических заводов масштаба Круппса в Эссене (где одна предпринимательская семья доминировала над целым городом), а текстильный сектор (как в Париже и Берлине) состоял скорее из портных и производителей готовой одежды, чем из механизированных хлопкопрядильных и ткацких фабрик. В начале века Лондон и нижняя Темза лидировали в судостроении, но к его концу на первое и второе места вышли Глазго и Ливерпуль. Локационные преимущества Лондона указывали не на специализацию крупных компаний, а на разнообразие отраслей производства; благодаря им он не выглядел как типичный центр текстильной, сталелитейной или химической промышленности. Впечатление, что крупные фирмы в целом более современны, чем малые предприятия, обманчиво. По мере развития XIX века экономическая современность крупного города все больше определялась его способностью к инновациям, которые возможны в самых разных формах предпринимательства.

Где можно найти "типичные" индустриальные города - тип XIX века, не имеющий исторических прецедентов? Поначалу они встречались только в Англии. Жители Франции или Германии, побывавшие в английском Мидленде до 1850 г., привыкли к городам старого типа эпохи раннего модерна и не понимали, что такое урбанизация, вызванная развитием промышленности. Они могли воспринимать сырые подвалы Манчестера как усиление городской нищеты, знакомой им на родине, но они не были готовы к пейзажам дымящих труб и гигантских заводов. Манчестер, в частности, из-за своих новых физических размеров казался в 1830-1840-х годах "городом шока" эпохи. Здесь стояли семиэтажные фабричные здания, построенные без всякой оглядки на эстетику и на то, как они вписываются в городское окружение; это было заметно не столько во внутренних районах города, сколько в небольших населенных пунктах, где промышленность в кратчайшие сроки перевернула все. В первом поколении индустриализации - примерно с 1760 по 1790 год в Англии - новые фабрики уже возвышались над большинством населенных пунктов, в которых они были построены. Две-три фабрики могли превратить деревню в небольшой город, а позже одна компания создала множество промышленных центров. Дымовые трубы стали визитной карточкой нового типа экономики, определяя городской пейзаж даже тогда, когда они были замаскированы под итальянские кампанилы. Другие города полностью перерождались в населенные пункты, для которых промышленность еще долгое время была основной причиной существования: от Шеффилда до Оберхаузена, от Катовице до Питтсбурга. Другие, возможно, имели действительно значительное доиндустриальное прошлое, но впервые превратились в крупные города благодаря промышленности.

Наиболее известным примером такого однофункционального мегаполиса является Манчестер, который такие наблюдатели, как Чарльз Диккенс, Фридрих Энгельс и Алексис де Токвиль, рассматривали как аппарат для превращения цивилизации в варварство. Здесь новая концентрация промышленности и приток рабочей силы опережали возможное развитие инфраструктуры. Население Бирмингема с 1800 по 1850 г. выросло более чем в три раза - с 71 тыс. до 230 тыс. человек, в то время как население Манчестера за тот же период увеличилось с 81 тыс. до 400 тыс. человек, а портового города Ливерпуля - с 76 тыс. до 422 тыс. человек. Манчестер и подобные ему города шокировали людей того времени своей грязью, шумом и запахами, а также отсутствием четкой городской формы; они росли очень быстро, без институтов и отличительных черт, которые считались необходимыми для города. Экономическая функциональность сама создавала пространства и социальную среду, тогда как раньше никому не пришло бы в голову рассматривать экономику как конечную основу городской жизни. Это отразилось и в архитектуре, поскольку фабрику нельзя было