Мао Цзэдун - Александр Панцов

Цель похода не была продумана до конца. Хотелось только одного: вырваться из кольца блокады. Казалось, там, за линиями блокгаузов, все прояснится. Радиосвязь с ИККИ отсутствовала. Она оборвалась в начале октября 1934 года в связи с последним провалом Шанхайского бюро. Захватив конспиративную квартиру секретаря бюро Шэн Чжунляна (русский псевдоним — Мицкевич), гоминьдановская полиция конфисковала находившуюся там радиостанцию — единственный аппарат связи, с помощью которой осуществлялся обмен информацией между ЦК КПК, Дальбюро и ИККИ134. Не было сообщения и с другими советскими районами, и о том, что там происходило, никто не знал. До ЦК доходили известия о том, что где-то на стыке провинций Хунань, Хубэй и Сычуань действовали войска 2-й и 6-й групп Красной армии под общим командованием Хэ Луна, героя наньчанского восстания. Секретарем комитета КПК в этих войсках в то время являлся бывший член Центрального бюро ЦК Жэнь Биши, направленный к Хэ Луну еще в мае 1933 года. Вместе с ним партийную работу вел старый знакомый Мао еще по обществу «Обновление народа» Ся Си. Имелись отрывочные сведения и о партизанских частях Чжан Готао — так называемой армии 4-го фронта, которая, по слухам, потерпев поражение от Чан Кайши еще в октябре 1932 года, отступила из хубэй-хэнань-аньхойского района то ли на север, то ли на северо-запад провинции Сычуань. Но так ли это было на самом деле, ни Мао, ни кто-либо другой в ЦК не знал. Более или менее ясным являлось только одно: надо было двигаться в западном направлении, в пограничную область на стыке провинций Гуанси — Хунань — Гуйчжоу, где, по сведениям коммунистов, как пишет Браун, «не было вражеских укреплений»135. Маршрут был продуман довольно точно: он пролегал по районам компактного проживания хакка136, которые, естественно, приветствовали красноармейцев как своих освободителей. Именно благодаря их поддержке Красная армия и смогла в конце концов преодолеть все преграды и в декабре вступить в Гуйчжоу. Гоминьдановские войска, ведшие параллельное преследование, не рискнули атаковать главные силы красных. Они опасались восстания хаккского населения, которое жило по собственным, клановым, законам и власть «гоминьдановских бэньди» не признавало.

Несмотря на успешное преодоление нескольких линий вражеских укреплений и относительно благополучное завершение первого этапа Великого похода, настроение в войсках было подавленное. Многие командиры и солдаты, глубоко переживавшие отступление, роптали. Трудности марша только усиливали их недовольство. Люди не знали, сколько им осталось идти, как долго еще терпеть тяготы и смогут ли они когда-нибудь вернуться назад. Каждый день росло число дезертиров и отставших. А те, кто продолжал путь, были на пределе сил. Для Мао создалась уникальная возможность вернуть себе власть. Стоило ему использовать эти настроения, направив их в нужное русло, и он мог бы взять реванш у Бо Гу. Нужно было только умело вести игру, стравливая членов руководящей «тройки» друг с другом и противопоставляя главных виновников происшедшего — Бо Гу и Отто Брауна остальным членам Политбюро, в том числе тем, от кого ему тоже приходилось терпеть обиды в прошлом. Действовать следовало решительно, но без излишней суеты.

И Мао блестяще справился с этой задачей. Ко времени прихода в Гуйчжоу ему удалось переманить большинство членов партийного руководства. На его стороне были и почти все армейские командиры. А главное — он смог заключить тайный союз с Ло Фу, бывшим ближайшим соратником и преданнейшим другом Бо Гу. С этим интеллигентом-философом Мао как-то давно встречался в Шанхае в начале 20-х. Тогда Ло Фу еще не носил этого странного псевдонима, составленного из двух последних слогов его русской фамилии Измайлов (на китайском языке — Исымайлофу)[65]. Все знали его как Чжан Вэньтяня, молодого талантливого журналиста и новеллиста, одного из активных участников полумарксистского общества «Молодой Китай». Был он очень разносторонним. Учился в Китае, Японии и Америке, изучал западную литературу, а также физику и математику, хорошо разбирался в общественных науках. Водил дружбу с известными писателями и поэтами. Будучи на семь лет моложе Мао и на столько же старше Бо Гу (он родился 30 августа 1900 года), Ло Фу олицетворял как бы две эпохи в развитии коммунистического движения: наряду с будущими создателями КПК он участвовал в движении 4 мая, а вместе с молодыми «птенцами Мифа» с 1925 по 1930 год учился в Москве. Туда, в Университет трудящихся Китая им. Сунь Ятсена, его направил Шанхайский горком КПК. Высокий и худой, как Бо Гу и Браун, он все же отличался от них большим тактом. За толстыми стеклами его очков видны были умные глаза интеллектуала137.

Игру с Ло Фу Мао начал еще в Центральном советском районе, за несколько месяцев до похода. Он заметил, что по мере ухудшения военной обстановки тот начинал все более нервничать и даже время от времени выражать недовольство авторитарными методами Отто Брауна. Мао решил это использовать. А тут неожиданно Ло Фу сам как-то зашел к Мао «посоветоваться». Не очень разбираясь в военных вопросах, склонный, как все интеллигенты, к сомнениям, он честно захотел разобраться. Беседа проходила с глазу на глаз. Однако после встречи Мао на тех редких заседаниях Политбюро, на которых присутствовал, стал целенаправленно выдвигать Ло Фу. А тот, в свою очередь, все активнее спорить с Бо Гу. В конце апреля, после очередного крупного поражения Красной армии, Ло Фу устроил своему старому другу настоящий скандал. Присутствовавший при этом Браун много лет спустя вспоминал: «Ло Фу заявил, что при неблагоприятных условиях местности и невыгодном соотношении сил вообще не следовало вступать в бой. В ответ Бо Гу обвинил Ло Фу в том, что его позиция ничем не отличается от антиленинской линии Плеханова после вооруженного восстания в Москве в 1905 году, когда тот в типично меньшевистском духе заявил: „Не надо было браться за оружие“». Позицию Бо Гу поддержал Отто Браун, считавший, что «не следует делать из местности фетиш и что ни в каком сражении нельзя заранее предсказать победу»138. С Ло Фу полностью солидаризовался Ван Цзясян, который, хотя и находился по-прежнему в госпитале, напряженно следил за ходом военных действий в Центральном районе.

К началу отступления отношения между Мао, Ло Фу и Ваном укрепились настолько, что, когда Мао высказал мысль о желательности всем троим быть в одной походной колонне, его новые приятели с радостью согласились139. Вот тут-то Мао и развернулся вовсю. По словам Брауна, к концу первого этапа похода под его влиянием «заговорщики» составили «политический мозг фракции… которая развернула борьбу за захват власти в партии и армии»140. Каждый из троих усиленно «обрабатывал» армейских командиров и членов партийного руководства. Особенно старался Ван Цзясян, пребывавший все время в крайне раздраженном состоянии — то ли от болей в животе, то ли по какой-то другой причине141.

На стороне Бо Гу оставался пока Чжоу Эньлай, но он был ненадежен. Мао помнил, как сравнительно легко ему и Чжу Дэ удалось обработать Чжоу в августе 1932 года, когда они втроем находились на фронте. Да, после этого Чжоу вновь склонился к Бо Гу, но, зная его, Мао не сомневался: этот гибкий и осторожный человек пойдет за тем, у кого будет сила.