Ричард Длинные Руки - конунг - Гай Юлий Орловский

Видно было, как быстро тает отсвет на стенке, Оддоньес воскликнул довольно:

– Там не совсем пропасть! Можно сказать, что это как бы желоб. И не такой уж и крутой.

– Спускаемся, – сказал я.

– Как? – спросил он. – Просто попрыгаем?

– Свяжем пояса, – решил я. – Если там в самом деле не так уж и глубоко по вертикали.

Несмотря на протесты Торкилстона, решили все-таки спускаться, но пояса не выдержали, узел развязался, и мы заскользили вниз, безуспешно хватаясь за стены.

Нас вынесло в просторную пещеру, Торкилстон с проклятиями шлепнулся, как лягушка, и остался распростертым. Еще не веря, что все кончилось, а он еще почему-то жив, Ордоньес начал похохатывать, смешно ему, видите ли, я быстро огляделся, в груди прокатился нехороший холодок.

Снова тупик, перед нами стена, множество грубо на века вырезанных значков, даже на тысячелетия, что там века. Я быстро просмотрел их все, на всякий случай пробормотал:

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа!

Торкилстон и Ордоньес смотрели на меня во все глаза, стена остается немой, Ордоньес сказал с ехидцей:

– На той стороне, вероятно, туговаты на ухо.

Торкилстон возразил:

– Сэр Ричард произнес святые слова скороговоркой, будто стыдится этих высоких слов! А надо с должным почтением.

Ордоньес удивился:

– Господу так уж важны оттенки нашего голоса?

Торкилстон указал на меня.

– Спросите у его светлости.

Ордоньес повернулся ко мне, я отмахнулся.

– Господь вообще нас не слушает, если уж честно. Все молитвы для нас самих… а еще друг для друга. И произносить должны с почтением не потому, что это важно для Господа, а потому что важно для строителей храма, в который входим.

Ордоньес вздохнул.

– Вы всегда хорошо объясняете, святой отец… простите, ваша светлость. А не мог бы сэр Торкилстон произнести эти слова должным образом? Он такой серьезный, у него все получается лучше. Даже это, как сокол-сапсан…

Торкилстон, не обращая внимания на злую шуточку, покачал головой.

– Нет. Произносить должен старший.

– Неужели стена различает титулы?

– Вряд ли, – ответил он осторожно, – но святые камни обычно определяют самого сильного духом в любой группе. Бывало, король не мог открыть зачарованный проход, но тот распахивался перед одним из его рыцарей.

Не вслушиваясь в их пикировку, я внимательно и строго смотрел на испещренную сатанинскими знаками, а как же иначе, стену. Да пошли они все лесом! В этом мире церковь рулит, а их волю исполняют инквизиторы и паладины…

– Во имя Отца и Сына, – сказал я резко и повелительно, – и Святого Духа!.. Повелеваю признать силу более могущественную, чем твои демоны, покориться ей и отворить перед нами скрытый от посторонних глаз проход!

По стене пробежала странная рябь, будто струится вода, и снова стала застывшим камнем, нерушимым и монолитным.

– Во имя Господа, – сказал я, возвысив голос. – Да расточатся врази Его! Да бежит от лица Его ненавидящий Его!.. Разверзнись, повелеваю именем сотворившего весь мир!

По стене сверху вниз прошла изломанная трещина, похожая на корень причудливого растения. Торкилстон отпрыгнул подальше, треск зловещий, будто камни начинают перетирать друг друга в попытке вывалиться из стены.

– Во имя Творца! – крикнул я. – Покорись!

Раздался сухой треск, стена рухнула, рассыпаясь на множество крупных и мелких камней. Шарик света моментально осветил на той стороне широкий проход, ведущий вдаль и… вниз.

Торкилстон застонал, я перебрался через груду камней, Ордоньес сказал за спиной бодро:

– По крайней мере, не стоим. Ненавижу штиль!

Я шел осторожно, стены тоннеля выглядят едва не отполированными, а это обязывает к особой осторожности. Когда слишком хорошо сделано, это нехорошо. Подозрительно.

– Вот здесь, – сказал я, – надо прыгнуть.

– Надеюсь, – пробурчал сэр Торкилстон, – не слишком далеко?

– Не думаю, – сказал я, – что строители были необыкновенными прыгунами. Просто вон та плита с цветочком чем-то нехороша. Ну не ндравится она мне! Утолщение спинного мозга предостерегает всерьез.

Ордоньес сказал беспечно:

– Давайте, я первым! А на какую прыгать?

– Первым я, – сказал я. – А вы смотрите на мои задние ноги. И вообще ступайте след в след. Мы как волки на боевом задании.

Торкилстон сказал с опаской:

– Нет, вы прыгаете… слишком опасно. Можете перескочить и нужную плиту. А вот из меня прыгун неважный. Если перепрыгну, вы оба сможете…

Его шатало, а язык от усталости заплетался. Я снял с него мешок с доспехами, Ордоньес кивнул понимающе и приготовился поддерживать Торкилстона, если тот свалится.

– Что вы делаете? – спросил Торкилстон с вялым достоинством.

– Уравниваю длину прыжка, – объяснил я. – Готовы? Тогда следуйте за сюзереном.

Я прыгнул без разгона, холодок страха пахнул снизу, когда подозрительная плита проносилась подо мной, звучно ударился на той стороне подошвами и оглянулся с такой торопливостью, что чуть не свихнул шею. Ордоньес скакнул следом, как горный козел, а Торкилстон отошел к противоположной стене, разогнался…

…чересчур, как оказалось, в последний момент нога поскользнулась, он не прыгнул, а почти проехал по всем плитам, и сразу же тяжело загрохотало, а свет странно померк.

Торкилстон даже не смог оглянуться, лежит, распластавшись и тяжело дыша, как выброшенный на берег кит.

Ордоньес закричал:

– Потолок!

Вся каменная масса потолка пошла вниз. Я быстро взглянул на стены, все четыре на месте, хотя для нас вообще-то нет разницы, но уже то, что не пошли сближаться, говорит о соблюдении каких-то законов мироздания.

– Бегом! – крикнул я.

Торкилстон устало простонал:

– Я даже с поля боя никогда не бежал!

– Я приказываю! – закричал я так, как никогда ни на кого не орал. – Это не бегство!

Он спросил надменно, не делая попыток подняться:

– А что?

– Заманиваем врага, – рявкнул я. – А потом убьем! И ограбим!

Ордоньес подхватил его под руку и поволок за собой. Я бежал впереди, улавливая их топот в грохоте каменных плит, тоннель кажется бесконечным, но теперь то, что по-прежнему ведет под уклоном вниз, как, оказывается, хорошо и удобно…

Мы выскочили, пригибаясь, в небольшой зал, не столько зал, а как бы вздутие в длиннющей кишке тоннеля. Моей головы коснулась холодная каменная плита, я ощутил, какая немыслимая тяжесть в ней, согнулся и выкатился в продолжение тоннеля, там свод неподвижен.