Драгоценности - Джоанна Кингсли

– Да. Он был здесь несколько раз. Этот человек мне не нравился – очень грубый, с плохим характером. Но отец тогда не мог найти другой работы.

– Een collaborateur, – с презрением сказал Джозеф.

– Да, он был коллаборационистом, – согласился Берсма, – но искренне верил, что нацисты несут Голландии добро. А потом ему пришлось работать на того человека.

– Как его звали? – быстро спросила Пет. Берсма задумался.

Я никогда не слышал его имени. Мой отец называл его «итальянец».

Пет уже не сомневалась, что это был Витторио.

– Пожалуйста, подумайте как следует, менхер.

Берсма покачал головой:

– Извините.

– А куда он отвез флакончик? – осведомился Джозеф.

– Он был доставлен в Лугано, в Швейцарии. Я помню, потому что мне пришлось ехать на поезде вместе с отцом. В те дни это было довольно опасно. А из Лугано мы отправились в Женеву, в банк. Потом вернулись домой и через месяц уехали в Англию.

Больше Ян Берсма ничего не знал.

Уже стемнело, когда они вышли из галереи и Джозеф отвел Пет на ужин в кафе «Амстердам», где в свое время известная шпионка Мата Хари праздновала свою свадьбу. Но Пет было не до веселья.

– Это конец, дед. – Она с силой сжала бокал. – Он слишком хорошо замел следы. Я могу поехать в Лугано, но ничего там не найду.

– Хотел бы я сказать, что ты ошибаешься, но увы…

Когда Пет приступила к десерту, Джозеф сказал, что ему надо позвонить, и отсутствовал довольно долго. Пет подумала, что он звонит Мэри, так неожиданно скрасившей его жизнь.

Джозеф вернулся, широко улыбаясь.

– Завтра мы будем дома, дед, если ты так скучаешь по своей невесте. Нет причин оставаться здесь.

– Для тебя нет, – возразил Джозеф. – Я отвезу тебя в аэропорт.

– Меня?..

– Пет, я не поеду в Нью-Йорк. Сейчас, вернувшись на родину, я понял, как скучал по ней.

– А как же Мэри?

– Я позвонил ей. Она завтра же летит сюда. – Джозеф просиял. – Я хочу быть рядом с ней, когда она поймет, что мы принадлежим этой стране.

– Принадлежите? Ты хочешь остаться здесь?

– Да. Ведь хорошо жить там, где знают, как правильно произнести имя моей жены – Марика. Тебе не кажется, что это намного поэтичнее, чем Мэри?

Пет расхохоталась:

– Ты замечательный человек, дед!

– Я весьма романтичен, не так ли? Не случайно говорят, что жизнь начинается в восемьдесят.

Вернувшись в Нью-Йорк, Пет поняла, что драгоценности Ла Коломбы впервые не кажутся ей такими важными.

«Возможно, – подумала она, – стоит сказать Люку, что можно сократить срок помолвки».

Андреа предложила Пет позавтракать в ресторанчике «Ла Гренуй».

Пет прибыла ровно в час, но Андреа уже ждала ее, ослепительно элегантная в ярко-голубом костюме.

Настроение у обеих было приподнятым, и ничто не напоминало о напряжении, так часто возникавшем между ними прежде. Андреа спросила Пет, как дела, и та сказала, что уезжала с дедом в Голландию и что он собирается жениться.

– Да, никогда не поздно начинать жизнь заново. – Андреа подняла бокал. – Кстати, мы с Марселем тоже подумываем уехать отсюда. Поэтому я и хотела поговорить с тобой.

Марсель никогда не чувствовал себя уютно в Америке, объяснила Андреа. Он приехал сюда только по распоряжению Клода, а после его смерти решил не возвращаться в Париж, где ему все напоминало бы об отце. К тому же Марсель признался, что не имеет призвания к ювелирному делу.

– Он готов отдать мне все, чего я и добивалась. Но ирония судьбы в том, что без него это не доставит мне удовольствия. Главным для меня всегда была борьба с ним, понимаешь?

– Да.

– Поэтому мы решили закрыть магазин.

– Закрыть?

– Только в Нью-Йорке. «Дюфор и Иверес» останется в Париже, где всем будет заправлять кузен Марселя. А мы поселимся за городом. Представляешь, я – мадам Иверес, хозяйка фамильного замка!

– Ты добьешься успеха в любом деле, – уверенно сказала Пет.

Глаза Андреа вспыхнули.

– Знаешь, в замке есть винокурня. Вино всегда было неплохим, но не более того, и со времен Наполеона в поместье, как правило, заготавливали пару тысяч бутылок в год. – Андреа подалась к Пет. – Я переверну там все с ног на голову. Вот увидишь, лет через пять я превращу «Шато д'Иверес» в лучшее вино Франции и буду зарабатывать сорок миллионов на экспорте.

– Одной тебе под силу такое…

– Только не говори Марселю. Он надеется, что я готова осесть в захолустье и растить детей, а не виноград.

– Не выдам твоего секрета и на гильотине, – пообещала Пет. – Но думаю, Марселя этим не удивишь.

В конце концов Андреа сказала то, ради чего просила о встрече.

– Может, тебя заинтересует наше оборудование? Парижский магазин в нем не нуждается, и сомневаюсь, что нам удастся быстро распродать обстановку. В отличие от «Тезори» «Дюфор и Иверес» – слишком консервативная фирма, и мне так и не удалось изменить ее образ.

Пет не сомневалась, что Андреа не заломит цену. Получив оборудование, она, возможно, уговорит Антонио Скаппу открыть новый магазин.

– Хорошо. Давай зайдем ко мне в офис после ленча. Я предупрежу банк, что придется провести оплату, и мы подпишем протокол о намерениях.

В офисе Пет поджидали сотрудники, готовые представить ей план экспозиции флакона Ла Коломбы. Чтобы закончить дела с Андреа, Пет попросила их вернуться через полчаса.

– О какой особой выставке они говорят? – поинтересовалась Андреа.

Раньше Пет не так доверяла ей, чтобы говорить о пропавших драгоценностях. Даже поездку в Амстердам она назвала сентиментальным путешествием следом. Но сейчас Пет подумала, что Андреа с ее связями может оказаться небесполезна в поисках Витторио.

Пет вынула из сейфа вельветовый мешочек и положила на стол половинку флакона.

– Вторая половинка, – сказала она, – у моего пропавшего дяди, как и коллекция драгоценностей стоимостью от тридцати до сорока миллионов.

– Интересная история, – равнодушно заметила Андреа. – Прости меня, Пет, но я тороплюсь. Может, займемся протоколом?

– Конечно.

Пет положила флакон в сейф, подошла к столу и позвонила в банк.

Ее удивила реакция Андреа. Никто и никогда так равнодушно не смотрел на этот шедевр, правда, у ее собеседницы голова, очевидно, занята другими проблемами. Кроме того, очаровательная Андреа Скаппа всегда прежде всего преследует свои цели.