Генералиссимус Суворов. "Мы русские - враг пред нами дрожит!" - Арсений Замостьянов

Историк В. С. Лопатин, исследовавший как эпистолярное наследие Суворова, Екатерины Великой, Потёмкина, так и собственно историю взаимоотношений А. В. Суворова и Г. А. Потёмкина, следующим образом трактует конфликт, послуживший поводом к написанию пародии на «Хоры». Суворов запутался в движениях придворных партий, и одна из этих партий – зубовская – использовала великого полководца в своей интриге против Потёмкина. Все недоразумения, возникавшие между Потёмкиным и Суворовым, со временем разрешались. Суворов и Потёмкин – старые боевые друзья, и их переписка сохранила немало обоюдных уверений в дружбе и взаимной симпатии. О суворовском разочаровании партией Салтыковых и Зубовых говорит следующее стихотворение, написанное Суворовым в августе 1791 года:

В. С. Лопатин пишет: «Да, он проиграл, поддавшись посулам Салтыковых и им подобных. Но можно не сомневаться, что Потёмкин сумел бы восстановить отношения с «другом сердешным». Потёмкин, умевший подмечать таланты, смело выдвигавший таких людей, как Ушаков, Платов, Кутузов, знал настоящую цену Суворову. Его последний отзыв о Суворове говорит о многом. Но Потёмкин скоропостижно скончался в разгар переговоров. Ясский мир, подведший итоги войны, заключил А. А. Безбородко, а Суворов надолго застрял на строительстве укреплений в Финляндии».

Добавим, что, конечно, демонизация образа Потёмкина в суворовской литературе всех времен была по большому счету явлением спекулятивным и зряшным. Но признание этой несправедливости не уменьшает принципиальных различий между суворовским и потемкинским феноменами. Потёмкина не назовешь ни скромником, ни аскетом, ни постником, ни богомольцем, ни народным героем. Талантливый администратор, энергичный государственник, он обладал ограниченными полководческими способностями. И не был отчаянным героем! Не случайно в народной памяти боевые друзья Потёмкин и Суворов остались антагонистами; первый представляется в окружении «роскоши, прохлад и нег» (Державин наградил этими «атрибутами» князя Мещерского, но они подходят и для Потёмкина), второй – на соломе, в худом «отцовском плаще». Отметим, что любовью к искусствам и поэтическими способностями отличались оба – это вообще характерно для российских героев. Опираясь на зыбкое народное ощущение, историки и писатели создали миф о «злом гении» Потёмкине, отравившем Суворову жизнь, много лет державшем Суворова в нижних чинах, завидуя полководческому гению Александра Васильевича. В. С. Лопатин убедительно доказал несостоятельность этого мифа. Значение Суворова для современной России таково, что сейчас и Потёмкин, и Кулибин, и даже сам Державин могут восприниматься как люди, окружавшие великого полководца Суворова.

Как впечатлительная натура, как художник, Суворов зачастую откликался на те или иные исторические вехи или события собственной частной жизни то поэтическими строками, то не менее яркими зарисовками в прозе. На первый взгляд некоторые вспышки суворовского писательского таланта кажутся бессмысленными, лишенными логики, но, вникая в хитросплетения судьбы великого полководца, начинаешь понимать высокую логику каждой строки, накрепко связанной с неординарной личностью автора. 1769 год. Бригадир, недавний полковник Александр Суворов мечтает о подвигах, которые можно совершить в большой войне с Турцией (ещё один вечный российский вопрос – будет ли война с Турцией…) Суздальский пехотный полк, которым Суворов тогда командовал, совершил переход из Новой Ладоги в Смоленск. С какой иронией в суворовском стихотворении того времени передается это чувство, чувство голода по великим свершениям. Суворов пишет из Смоленска своему приятелю А. И. Набокову:

Налицо перекличка с позднейшим державинским анакреонтическим «Шутливым желанием» – «Если б милые девицы…» – знакомым современным любителям оперы по «Пиковой даме». Но у Суворова немудреное стихотворение 1769 года упрямой рукой вписано в печальные страницы славной биографии. Кажется, не было в нашей истории ничего томительнее суворовского ожидания побед, ожидания подвигов, ожидания чинов, дающих возможность проявить себя, изменить к лучшему судьбу Родины… А в шутливом стихотворении «Султана коли б я с его престола сбил…» Суворов в излюбленном аллегорическом ключе рассказывал о своих будничных перемещениях и завершил письмо прямой просьбой А. И. Набокову: «Сработай, сколько можешь, чтоб меня отсюда поскоряе и туда – чтоб уж хотя перепрыгнуть с одного света на другой, да уж не по-пустому. Особливости… здесь жить весьма весело. Нежный пол очень хорош, ласков, еще дадут пряслицу в руки».

Портрет Натальи Александровны Зубовой (урожденной Суворовой). Художник В. Л. Боровиковский. 1795 г.

Переписка А. В. Суворова с дочерью Натальей – с его Суворочкой – прочно вошла в суворовскую легенду как образец нежности солдата. Мы же обратим внимание на художественную состоятельность писем Суворова Н. А. Суворовой. Вспомним известное послание 1789 года из Берлада: «У нас стрепеты поют, зайцы летят, скворцы прыгают на воздухе по возрастам: я одного поймал из гнезда, кормили из роту, а он и ушел домой. Поспели в лесу грецкие да волоцкие орехи. Пиши ко мне изредка. Хоть мне недосуг, да я буду твои письмы читать. Молись Богу, чтобы мы с тобой увиделись. Я пишу к тебе орлиным пером: у меня один живет, ест из рук. Помнишь, после того уж я ни разу не танцевал. Прыгаем на коньках, играем такими большими кеглями железными, насилу подымешь, да свинцовым горохом: коли в глаз попадет, так и лоб прошибет. Прислал бы к тебе полевых цветков, очень хороши, да дорогой высохнут. Прости, голубушка сестрица, Христос Спаситель с тобою».

В другом письме Суворов писал дочери: «Ай да ох! Как же мы потчевались! Играли, бросали свинцовым большим горохом да железными кеглями в твою голову величины; у нас были такие длинные булавки, да ножницы кривые и прямые: рука не попадайся: тотчас отрежут, хоть голову. Ну, полно с тебя, заврались!» Давно замечено, что внешне Суворов чем-то был похож на Ханса Кристиана Андерсена. Двух великих стариков объединяет также сила религиозного чувства. И не беда, что отец Андерсена воевал в наполеоновских войсках и только по случайности не принял участие в боевых действиях против Российской армии… Как и Андерсен, Суворов на всю жизнь был впечатлён сказочным фольклором – и умел находить общий язык с детьми, как и с солдатами.

Психология ребенка, круг девичьих интересов дочери, всё было известно Суворову, любящему отцу своей «Суворочки», «сестрицы», «матушки»… Оставшись одиноким после смерти родителей и разрыва с женой, Суворов намеревался посвятить жизнь своей Наташе. В другом – уже легендарном – обращении к Наташе Суворов описывает свои польские подвиги 1794 года: