Угол падения - Роман Глушков

Я подозвал официанта и заказал себе и Викки еще по одной чашке кофе. Едва статист удалился, как в дверях ресторанчика возник странный пожилой посетитель, выделяющийся из прочей публики растрепанным видом и чересчур нервозным поведением. Было очевидно, что старик пришел сюда не завтракать, а определенно кого-то выискивал. Порыскав глазами по террасе, он в итоге остановил взгляд на Кастаньете и торопливой походкой направился в нашем направлении, неуклюже огибая столики и едва не врезаясь в официантов и посетителей. Пока суматошный либерианец добрался до нас, у него на лице успела смениться целая гамма чувств: от робкой мимолетной радости до столь же быстротечного гнева. Определить намерения этого субъекта по такому калейдоскопу эмоций оказалось невозможно. Он мог с равным успехом и броситься к нам с дружескими объятьями, и размозжить наши головы подвернувшимся под руку стулом.

И пусть мы с Викки сразу же смекнули, что за посетитель пожаловал в ресторанчик, все равно, не сговариваясь, одновременно схватились – она за вилку, а я за увесистую хрустальную пепельницу. Стоило спешащему к нам типу выказать даже малейшую агрессию, он мигом заработал бы себе черепно-мозговую травму и несколько колотых ранений шеи. Так что если этот ненормальный старик сохранил хотя бы каплю здравомыслия, ему следовало крепко призадуматься над своим поведением и решить, хочется ли ему в данный момент отправляться на Полосу Воскрешения. После пережитых нами злоключений мы были настроены дать отпор любому врагу, а нашей решительности хватило бы на то, чтобы укокошить не одного, а сразу дюжину таких взбалмошных стариков.

Заметив, с каким откровенно враждебным настроем мы его встречаем, старик резко сбавил ход и подошел к нашему столику уже нормальным размеренным шагом. Только лицо гостя продолжало нервно подергиваться, словно он был уверен, что живым от нас уже не уйдет.

– Мисс Кастаньета? – осведомился взволнованно сопящий посетитель, поглядывая то на Викки, то на меня.

– Ну, допустим, – ответила Наварро, поигрывая вилкой. Припомнив, как намедни подруга изувечила голыми руками Демиурга, я боялся и представить, что может натворить в горячке эта бестия при помощи даже обычных столовых приборов.

– Меня прислал к вам Доминик Аглиотти, – сообщил старик то, о чем мы, в принципе, уже догадались. Больше никто не стал бы сейчас искать нас в этом ресторане. – Он просил вам кое-что передать. Сказал, ничего объяснять не надо – вы поймете, что это такое.

Посыльный сицилийца-отступника полез в боковой карман пиджака, но рука старика дрожала, и он никак не мог извлечь на свет то, что отправил нам компаньон. От своей неловкости визитер разволновался еще сильнее, что отнюдь не улучшило координацию его движений, а наоборот, сделало их еще более бестолковыми.

– Да ты присядь, успокойся, – посоветовала Виктория, будучи не в силах глядеть на мучения несчастного посланника.

– Спасибо, я к вам ненадолго, – отказался тот. – Только отдам то, что должен, и сразу уйду… Ах да, чуть не забыл: Доминик просил передать еще кое-что. На словах. Он сказал, что прежде чем отдать ему эти мнемофайлы, креатор Гомар, дескать, стер из М-эфира Демиурга и что этот Демиург больше никогда не воскреснет. Вот… Теперь вроде бы точно все… Да где же эти досье, черт их подери?..

До меня таки дошло, чем вызван испуг старика. Это не нас он боялся, а Аглиотти, который и отправил его в Менталиберт. Отступник в общих чертах обрисовал мне и Викки свою стратегию, и сам факт, что обещанное послание Доминика добралось до нас, свидетельствовал о том, что он сумел взять ситуацию под свой контроль. А какими методами сицилиец контролировал своих бывших приятелей, было легко выяснить, взглянув на трясущиеся от волнения руки посланца.

– Ты ведь и есть Клод Гомар, верно? – поинтересовалась Кастаньета. Подобревший и расщедрившийся на откровения Аглиотти выдал нам и своего М-эфирного куратора. – Никогда раньше не слышала о тебе, но говорят, твое имя достаточно известно в креаторском мире.

– Что?! – Старик от неожиданности вздрогнул и даже прекратил копаться в кармане. – Нет, я – не он. Вы обознались, мисс. Я – всего лишь посредник, клянусь вам.

– Ну что ж, посредник, – не стала настаивать Наварро, – значит, передай от меня Клоду Гомару, чтобы он прекращал якшаться с мафией. Если еще раз Южный Трезубец перейдет нам дорогу, я раззвоню о причастности Гомара к мафии на весь Менталиберт. Полагаю, после такого скандала Международный Административный Совет по контролю над М-эфиром задумается, а нужно ли продлять Гомару ежегодную креаторскую лицензию.

– Понятия не имею, о чем таком вы говорите, мисс, – пожал плечами посредник, стараясь упорно не встречаться с нами взглядом. – Но если я когда-нибудь снова увижу этого человека, обязательно в точности передам ему все, что вы мне сказали.

– Не сомневаюсь, – хмыкнула девушка. – Ему же будет хуже, если он тебя не послушается.

Наконец, к своему великому облегчению, Гомар совладал с ходящими ходуном руками и извлек из кармана две одинаковые черные коробочки размером с четвертинку тетрадного листа и толщиной со спичечный коробок (уж не знаю, скажут ли вообще о чем-нибудь эти сравнения нынешнему поколению молодежи). Каждая коробочка была снабжена яркой гравировкой: длинный бессистемный ряд букв и цифр, вытравленный по центру крышки так, как обычно ювелирные фирмы наносят свои логотипы на футляры с драгоценностями. Будто открывающий выигрышные карты игрок в покер, посланец демонстративно выложил перед нами на стол оба прямоугольника и вопросительно взглянул на нас из-под насупленных бровей. Я отсканировал гравировки миниатюрным сканером своего лок-радара и отправил данные на указанный Аглиотти адрес; со слов Доминика, это были координаты сентенсора Клода Гомара. И через пару секунд получил подтверждение, где говорилось, что оба идентифицированных мной загрузочных досье принадлежат Грегу Ньюмену. Причем одно из них – то, на котором гравировка имела золотой, а не серебристый цвет, – является оригиналом, а второе, соответственно, его копией.

Я перевел взгляд на напрягшегося в ожидании старика и молча кивнул. Тот с видимым облегчением вздохнул, ни слова не говоря, развернулся, засунул все еще трясущиеся руки в карманы и, втянув голову в плечи, направился восвояси. Если бы на пути к выходу из ресторана Гомара хватил инфаркт, я бы этому ничуть не удивился. Теперь старик выглядел так, словно возвращался с похорон кого-то из близких родственников, не иначе. Наверняка Доминик пообещал, что если все пройдет гладко, то он оставит Клода в живых, но кто этого макаронника знает… Вот и Гомар не знал, что будет, когда он отключится от М-эфира и снова окажется лицом к лицу с кровожадным синьором Аглиотти. Не знал и обмирал от страха за свою жизнь, на сохранность которой лично я не поставил бы сейчас и ломаного гроша…

– Вот ваш мнемошаблон, как и договаривались. Только с этим «яйцом» будьте особенно осторожны. Дракон, который может из него вылупиться, слишком опасен, чтобы даровать ему новую жизнь, – сказал я и придвинул вернувшейся за столик Каори коробочку с серебряной гравировкой. А оригинальное загрузочное досье Ньюмена положил в нагрудный карман пиджака, прикупленного мной в первом попавшемся на Бульваре бутике, куда мы с подругой заскочили сразу же по возвращению из Поднебесной, чтобы сменить одеяние узников на что-нибудь поприличнее.