Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

Для Берлина принципиальная проблема заключалась в том, что после Праги, в условиях когда Великобритания и Франция объединили силы и явно могли рассчитывать на поддержку со стороны США, из любого традиционного стратегического анализа вытекало, что они обладают абсолютным превосходством над Германией. Французская и Британская империя подверглись бы серьезному испытанию лишь в том случае, если бы Германия получила от японцев и итальянцев согласие на совместные действия. Однако создание именно такого большого союза в 1939 г. никак не давалось риббентроповской дипломатии. Ни Япония, ни Италия не желали принимать слишком тесное участие в опасных замыслах Германии. Более того, в Берлине прекрасно представляли себе, насколько серьезный военно-экономический вызов стоит перед Германией. 24 мая 1939 г. главный экономист вермахта генерал-майор Томас ознакомил представителей германского Министерства иностранных дел с трезвым и чрезвычайно пессимистическим анализом соотношения сил[945]. Томас предъявил своей аудитории самое свежее сопоставление оборонных расходов, запланированных «тремя демократиями» на 1939–1940 гг., с предполагаемыми расходами Италии и Германии. Он пришел к выводу о том, что с поправкой на различия в покупательной способности Великобритания, Франция и США в текущем году потратят на оборону по крайней мере на 2 млрд рейхсмарок больше, чем Германия и Италия. Еще более впечатляющим было произведенное Томасом сопоставление бремени перевооружения с макроэкономической точки зрения, путем сравнения военных расходов с национальным доходом. В этом отношении отставание держав Оси было еще более заметным. В то время как Германия в 1939 г. уже запланировала выделить вермахту 23 % своего национального дохода, во Франции эта доля составляла 17 %, в Великобритании – 12 %, а в США – всего 2 %. Принципиально важными были две последние цифры. С учетом того факта, что британская и германская экономики шли более-менее наравне, франко-британский союз в любом случае получал значительное преимущество в европейской гонке вооружений. И как прекрасно понимал Томас, британское стратегическое планирование не ограничивалось Европой. Великобритания рассматривала «всю свою империю и США в качестве арсенала и источника сырья». В том случае, если бы колоссальные индустриальные мощности США были бы поставлены на службу Великобритании и Франции, западные державы получили бы подавляющее превосходство над Германией.

Вполне возможно, что Томас, делая эти сопоставления, намеревался продолжить стратегические дискуссии, от которых Людвиг Бек отказался в августе предыдущего года. Мы знаем, что Томас выступал против преждевременной войны с Великобританией и Францией, и он вполне мог искать союзников среди высшего руководства Министерства иностранных дел. С другой стороны, тех, кто склонялся к войне, подобно Гитлеру и Риббентропу, явно избравшим такой курс, данные, предъявленные Томасом, могли привести и к противоположному выводу. В полномасштабной гонке вооружений с участием «демократий» время явно работало не на Германию[946]. Если верить цифрам Томаса, согласно которым демократии в 1939 г. уже потратили на 2 млрд рейхсмарок больше, чем Германия, притом что вклад США был минимальным, то насколько большим могло стать их преимущество через несколько лет? Этот аргумент в первую очередь касался люфтваффе, так как чрезвычайно быстрое развитие авиационных технологий в 1930-е гг. привело к тому, что позиции всех игроков на международной арене были примерно равными. Несмотря на периодические пафосные заявления Геринга, было ясно, что британцы направляют все имеющиеся ресурсы на развитие Королевских ВВС – сперва как оборонительного, но в конечном счете и как наступательного оружия. Не было никаких оснований полагать, что германская авиационная промышленность обладает каким-либо серьезным технологическим превосходством над британской. Хотя разведка обеих стран не отличалась надежностью, к весне 1939 г. Британия по производству самолетов сравнялась с Третьим рейхом. С другой стороны, в краткосрочном плане благодаря стремительному наращиванию численности, начавшемуся в 1933 г., немецкие военно-воздушные силы все еще имели заметное преимущество как в плане числа боеспособных самолетов, так и в плане общей боеготовности[947]. Геринг, 15 апреля 1939 г. обращаясь к итальянскому министру иностранных дел Галеаццо Чиано, подчеркивал, что с точки зрения военно-воздушного баланса сил страны Оси будут находиться в наиболее «благоприятной» ситуации в течение ближайших 9-12 месяцев[948].

Чего не мог ожидать никто хоть как-то знакомый с экономическим положением Германии – по крайней мере в существовавших на тех момент условиях, – так это дальнейшего повышения темпов производства вооружений. Как мы уже видели, попытки армии накопить достаточные запасы боеприпасов и оружия для миллионов своих бойцов сталкивались с огромными трудностями. Программы люфтваффе сокращались, а не расширялись. Более того, нам известно, что Гитлер находился полностью в курсе ситуации. В феврале 1939 г., когда впервые дали о себе знать меры экономии, Браухич решился написать самому Гитлеру[949]. Это был смелый шаг, потому что он представлял собой нарушение незадолго перед тем изданного приказа, запрещавшего представителям армейского штаба пытаться повлиять на Гитлера посредством пессимистических докладов о ситуации в сфере вооружений. Хотя Гитлер формально ответил Браухичу лишь через несколько недель, он был явно озабочен. В феврале 1939 г. ответственный сотрудник Heereswoffenamt получил следующий приказ: