Снежная королева - Джоан Виндж

– Теперь уже мало что осталось. Разве что амулет для сохранения здоровья. Возьмете?

Гундалину с отвращением что-то прорычал и решительно оттолкнулся от стены.

– Пойдем поспрашиваем у соседей…

– Нет. – Мун покачала головой и взяла его за руку. – Мы… Сперва давай найдем где переночевать. А сюда придем завтра.

Гундалину колебался.

– Ты уверена, что так будет лучше?

Она кивнула. Обманывая его, она понимала, что так или иначе пропадет в этом городе одна, если он окончательно лишится сил.

Они обрели пристанище у бывшей квартирной хозяйки Гундалину, пышнотелой, по-матерински заботливой, сразу согласившейся пустить их переночевать, стоило ей убедиться, что Гундалину – не привидение. Она проводила их в комнату, где прежде жил ее теперь взрослый сын, простодушно заявив:

– Я же знаю, что вы ничего не украдете, инспектор Гундалину!

Гундалину сухо улыбнулся ей, дверь за толстухой захлопнулась, и они, наконец, остались одни. – Ей, похоже, все равно, даже если я тебя только что на улице подцепил.

Мун не поняла:

– А что это значит?

Его улыбка стала еще суше.

– В общем-то ничего. Тем более в этом городе. Боги, как мне нужно сейчас много горячей воды! Так хочется снова почувствовать себя чистым! – Он прямо-таки бегом бросился в ванную, и через секунду Мун услышала шум льющейся воды.

Она съела свою порцию пирога с рыбой, который они купили на улице и прихватили с собой. Сидя у окна, спиной к безликой комнатке, как две капли воды похожей на множество других таких же комнат в Карбункуле, она чувствовала себя как бы повисшей между небом и морем. Их комната находилась на втором этаже, и Мун сверху смотрела на ликующую толпу, точно кровь текущую по жилам столицы. Так много… так много людей!

В одиночестве она чувствовала себя совершенно беззащитной, быстро теряя веру, что когда-либо сумеет отыскать заветное лицо среди многих тысяч чужих лиц. По приказу чудесной и могущественной машины она, сивилла, попала в этот город, но чего эта машина хочет от нее теперь? КейАр Аспундх оказался не в состоянии объяснить ей, как же, собственно, эта машина работает; он лишь намекнул, что это одно из самых больших чудес на свете, разгадать которое не под силу даже предсказателям. Раньше Мун во всем полагалась на волю машины, но теперь, попав в Карбункул, вдруг поняла, что в ней не осталось желания по-прежнему слепо повиноваться. Неужели машина перестала руководить ею, оставила ее одну – считать песчинки на бескрайнем морском берегу? Как же она отыщет Спаркса без ее помощи?

И что если она действительно его найдет? Кем он стал… хладнокровным убийцей, палачом Снежной королевы, делящим с ней ложе? Что она скажет ему, когда найдет? Что он может сказать ей? Он уже дважды оттолкнул ее – в Нейте и тогда, на залитом кровью берегу… Он ведь действительно часто говорил ей, что больше ее не любит… Может быть, и у нее в душе после стольких испытаний все перегорело, и она без особого волнения услышит, как он снова скажет ей это прямо в лицо? Она невольно коснулась своей щеки. Почему я не могу смириться? Почему не могу допустить, что он действительно любит другую?

Занавеска на двери в ванную отодвинулась, и оттуда вышел Гундалину – чистый, свежевыбритый, однако снова натянувший те же отвратительные лохмотья. Он со вздохом облегчения вытянулся на диване, словно мытье отняло у него последние силы. Мун тут же заперлась в крошечной ванной, чтобы скрыть от него мучительные сомнения, о которых не могла ни говорить, ни молчать. Она включила душ, и теплая вода успокоила ее, сняла истерзавшее душу напряжение, но не могла смыть чувство глубокой вины перед Гундалину.

Она снова вошла в комнату, накинув только тунику и на ходу вытирая лицо и волосы. Она надеялась, что Гундалину уже уснул, но он стоял у окна в той же позе, что и она недавно.

Мун тоже подошла к окну. Они стояли рядом, не касаясь друг друга, и молчали, гладя сквозь стекло на улицу внизу, слушая, как шум Фестиваля разбивается о закрытые окна.

– Зачем я сюда явилась? Почему? Похоже, в этом нет ни малейшего смысла…

Гундалину, наморщив лоб, изумленно посмотрел на нее.

– Что я буду делать, даже если найду его? Я ведь его уже потеряла. Я ему больше не нужна. У него есть Снежная королева… – Она прижала пальцы к губам. – И он готов умереть ради нее.

– Может быть, Ариенрод нужна ему только потому, что тебя нет с ним радом? – Гундалину снова внимательно всмотрелся в ее лицо, словно искал там что-то, ей самой неведомое.

– Ну что ты! Она ведь королева…

– Но она никогда не станет тобой. – Нерешительно он коснулся ее руки. – И может быть, именно поэтому он больше не хочет жить.

Мун поймала его руку, прижала к своей щеке, поцеловала.

– О, ты… заставляешь меня почувствовать… что я тоже, что-то значу – особенно когда меня мучают сомнения… когда у меня земля из-под ног уходит… – Лицо у нее горело.

Гундалину высвободил руку.

– Не говори на сандхи! Я больше не хочу его слышать. – Он неловко поправил свою грубую рубаху на груди. – Я не могу теперь его слышать. Перекати-поле… вот что я такое! Пена морская, пыль на ветру, грязь под ногами моего народа…

– Прекрати! – сердито крикнула она, страдая той же болью, какая терзала и его – с ним вместе. – Прекрати, прекрати! Я не дам тебе поверить в это! Это ложь! Ты самый лучший, самый нежный, самый добрый человек изо всех, кого я когда-либо знала. Я не позволю тебе… поверить… – она все еще что-то говорила, когда он повернулся к ней, жадно гладя ей в лицо своими темными глазами, и страстно обнял ее…

Потом медленно наклонился к ней, почти не веря тому, что она целует его первой, а Мун закрыла глаза и целовала его с неутолимой жаждой, чувствуя, как его удивленные руки начинают ласкать ее. Своим поцелуем она как бы ответила на его так и не заданный вопрос…

– Как я попал сюда?.. – шептал он. – Неужели это не сон? Как ты можешь?..

– Не знаю. Я ничего не знаю, не спрашивай меня. – Потому что ответа нет. Потому что я не имею права любить тебя, я никогда не собиралась любить тебя… – БиЗед… может быть, это все, что нам с тобой отведено в жизни, и завтра все кончится… – Потому что это ты даешь мне силы продолжать поиски.

– Я знаю. – Его поцелуи стали смелее. – Это неважно. Я не прошу тебя стать моей навсегда… только позволь мне любить тебя сейчас.

– Эй, Звездный Бык! – Ариенрод снова окликнула его; в первый раз он даже головы не поднял от своего рабочего стола.

Спаркс медленно выпрямился и посмотрел на нее с каким-то непонятным выражением на лице, словно с трудом ее узнавая. Потом отложил в сторону инструменты и добытые с помощью контрабандистов запчасти, а также полуразобранный прибор, с которым все это время возился. Кабинет Спаркса был битком набит остатками технологического шторма – техникой, выброшенной волнами экспортной экспансии на прибрежный песок Тиамат. Во многих приборах он, по его собственным словам, уже вполне разобрался. Его врожденные способности к техническим наукам всегда доставляли Ариенрод удовольствие. Однако после той последней Охоты он буквально растворился в своих приборах и инструментах, словно прячась – от нее и от себя.