Битва драконов. Том 1 - Валерий Гуминский

— Но пока мною манипулируют Меньшиковы, — заметил Никита.

— Ты намного моложе отца и дядюшки, — хмыкнула Тамара и понизила голос. — Они не вечны. Когда войдешь в силу — даже Владислав не сможет тебе помешать, потому что ты станешь его верным конфидентом.[12]

— Я живу с коварной женщиной, — оторопел Никита.

— Возможно, — усмехнулась супруга. — Только мое коварство направлено на благополучие нашей семьи и детей. Я не хочу повторения судьбы твоих близких.

Великий Устюг, сентябрь 2015 года

— Кто он такой? — рык Николая Егоровича был слышен в каждом уголке усадьбы Васильевых. — Знает кто-нибудь, а? Чем я богов прогневил? Это же наказание на мою седую голову!

Окна второго этажа в том месте, где находился личный кабинет господина Васильева, выходили прямо во двор, и как будто специально оказались сегодня нараспашку. Поэтому каждый из работников или членов семьи мог услышать разнообразные междометия, метафоры и фигуры речи, своеобразно сплетающиеся в грозный и изобличительный манифест против нахального и незнакомого ему вологодского дворянчика, попавшего в немыслимый фавор к Меньшиковым.

Наемные работники, состоявшие на службе господина Васильева, старались проходить участок двора, видимый из кабинета, как можно скорее. Хозяин, конечно, человек незлобный, отходчивый, но в запале гнева может найти причину осложнить жизнь, начиная от урезания жалования и заканчивая понижением личного статуса. К примеру, был автомехаником — стал золотарем, то бишь ассенизатором в современном понимании. И не подкопаешься. При найме обговариваются всевозможные варианты штрафов и наказаний.

Реветь Николай Егорович начал с самого утра, когда, к радости домочадцев, во двор вошла боярышня Юлия. Ее приезд оказался неожиданным во всех смыслах, потому как девушка возвращаться в родные пенаты в ближайшее время не собиралась. Отец вообще махнул рукой на дочь. Мало что опозорила семью, так еще Бельские чуть ли не прилюдно разорвали вассальную присягу. Дескать, идите господа Васильевы на все четыре стороны. Мы теперь вам не защитники. Сами, теперь все сами!

Естественно, знатные устюжане отреагировали по-разному: кто-то сочувствовал, а кто-то потирал руки, готовясь оттяпать чуточку земельки опального рода или предъявить стародавние долги. Теперь-то можно, никто за упрямым Николаем Васильевым не стоит, гербом не прикрывает.

Юля выдержала шквал радостных поцелуев матери, сестер и братьев, после чего наступила пора хозяина дома. Он появился на высоком крыльце старого родового двухэтажного особнячка в домашнем халате поверх рубашки и штанов, в мягких тапочках, взлохмаченный и сердитый, попыхивая трубкой. Увидев отца курящим, Юля сразу поняла, в каком состоянии находится папенька. Верный признак надвигающейся бури: несправедливой и обидной.

— Здравствуй, папа, — негромко сказала Юля, подходя к крыльцу и глядя снизу на родителя. Дорожную сумку она отдала горничной Людмиле, больше всех радовавшейся приезду девушки.

Как-то сразу во дворе стало тихо. Все занялись неотложными делами, и только мать, почуяв неладное, заняла позицию за спиной дочери.

— Заявилась, — проворчал Васильев, окутываясь дымом, пахнущим табаком и почему-то можжевельником. — На лице ни капли раскаяния, ни стыда.

— Обнял бы дочь, Коленька, — попеняла мать. — Почти год не виделись. Ее-то за что винить?

— Опозорила семью, — отец и не думал спускаться, тщательно высматривая на побледневшем лице Юли следы того самого раскаяния. — Ну и что теперь делать будем? Как в глаза людям смотреть?

— Мне нечего стыдиться, — девушка медленно ступила на выщербленные ступеньки крыльца, поднялась наверх и встала напротив отца. Странно, ей всегда казалось, что папенька выше ее, но сейчас роли поменялись. Василия Егоровича как будто со страшной силой тянуло вниз: стал приземистым, опустил плечи, а раньше смолянистые, густые волосы почему-то поблекли. И это все за год. Постарел отец, — резанула мысль. — Неужели ты поверил этим слухам?

В ее голосе послышалась горечь. Хотелось обнять родного человека, но Юля боялась. Боялась разбить последний и хрупкий шанс убедить отца на изменения в жизни семьи. Письмо, переданное Тамарой Назаровой, лежало в сумочке и ждало своего часа.

— По-твоему, Бельский и Шереметев будут наговаривать почем зря? — Николай Егорович все-таки убрал трубку, увидев, как поморщилась от дыма дочь. — Почему я узнаю о расторжении помолвки не от тебя, а от других людей? Кто такой этот Назаров, и что за история случилась между вами?

— Так ты не знаешь, что расторжение помолвки было инициативой Евгенической Комиссии и императора? — удивилась Юля, нахмурив брови.

— Мне ничего об этом не говорили, — смущенно буркнул отец. — Ванька Бельский заявился и процедил пару слов о решении Шереметевых. Потом он же, через пару недель снова приперся с официальным документом о расторжении присяги. Подписан князем Олегом.

Иван, о котором упомянул отец, был младшим братом князя Бельского и сидел в Устюге в качестве управляющего или черт его разберет, кем еще, пока Глава рода вершил дела в Петербурге. Впрочем, Олег Павлович редко приезжал сюда, особо не заморачиваясь проблемами небольшого городка. Исключение составил скандальный случай с отмененной свадьбой.

— А что говорили? — Юля догадалась, как выпутывался из ситуации дядька Иван.

— Разве ты не встречалась с этим хлыщом тайно? — снова набычился отец. — Какие у вас были дела вдали от столицы? Могла бы своему жениху признаться, чтобы не доводить дело до такого состояния. Втянули знатные семьи в нехорошую историю!

— Побоялись разглашать основную причину, — чуть ли не со злорадством произнесла Юля. — Я, правда, сама не знаю, чем приглянулась Его императорскому величеству, но Шереметевы несколько дней бледные ходили!

— Хватит, отец, — решительно сказала мать, оказавшись рядом с дочерью. Почувствовала, что буря прошла над головами, не принеся ожидаемых разрушений, и взяла инициативу в свои руки. — Идите в дом. Негоже семейные неурядицы на люди выносить.

— Кстати, тебе письмо, — Юля щелкнула замочком сумки и вытащила из нее конверт. — Почитай. Я не знаю, что в нем написано, и заранее прошу не обвинять меня, если не понравится предложение Назарова.

Николай Егорович повертел конверт в руках, даже посмотрел его на просвет. Долго разглядывал гербовую печать.

— Назаров, говоришь, написал? — недоверчиво переспросил он.

— Да. Может, обнимешь, наконец, свою любимую и неповторимую дочь?

Васильев неловко прижал к себе Юлю, и девушка, закрыв глаза, обняла родного человека, пахнущего терпим дымом можжевельника, и даже потерлась носом о его висок, на котором поблескивали серебристые нити волос…

А потом начался кошмар. Юля не лгала о том, что не читала письмо, но представляла, о чем писал Назаров. Ведь Тамара частично намекнула о предложении своего мужа. Отец же нешуточно взбеленился. Вдоволь наоравшись, он спустился в гостиную, где собралась женская половина семьи Васильевых: Анна Сергеевна, Юля и ее младшие сестры Аленка и Леся. Девчонки охотно рассказывали о последних событиях, случившихся в Устюге, и больше всего уделяли внимание разговорам местного дворянства о несостоявшейся свадьбе. Как Юля и подозревала, слухи обрастали все большими нелепицами, о которых говорить в приличном обществе совершенно недопустимо. Больше всего, конечно, сплетен крутилось вокруг «беременности отверженной невесты от любовника». Услышав про это, Юля долго хохотала. А потом подумала, что такая причина была бы более правильной, чем непонятная возня вокруг ее имени. Честнее, что ли… А так ни богу свечка, ни черту кочерга.