Ледяная колыбель - Джим Чайковски

Он опустил руку.

– Мне нужна была минутка тишины, чтобы поразмыслить над переменными, которые ждут нас впереди. За последнее время так много всего изменилось, и я хотел убедиться, что мои расчеты и предположения не отклонились от курса.

Рами остался рядом с отцом:

– Что ты с ним сделал?

Аалийя кивнула:

– Ты должен дать нам кое-какие объяснения.

Канте быть с этим явно согласен, хотя и сосредоточился на более насущном вопросе:

– Ты можешь сделать такое с кем-нибудь из нас?

Тихан покачал головой:

– Нет. Мне потребовалось пять десятилетий кропотливых манипуляций, чтобы постепенно добиться такой власти над императором. Закрывая один путь в его сознании… Открывая другой… Меняя местами еще несколько… Мне пришлось внести в его мозг миллион крошечных изменений, чтобы суметь подчинить своей воле.

– При помощи чего-то вроде обуздывающего напева? – спросил Фрелль.

Тихан поднял к глазам свои бронзовые пальцы:

– У Корней этот дар довольно слаб. Оси в этом смысле гораздо сильней. А у Крестов он просто пугающий. Каждая каста наделена своими собственными уникальными навыками, чтобы отвечать нашим общим потребностям. Пусть Шийя и лучше владеет обуздывающим напевом, но она не может расплавить свою форму так, как это могу я.

– Каждый на своем месте, каждый в своей чести, – произнесла Аалийя, цитируя старую клашанскую пословицу об их строгой кастовой системе. – Та’вины мало чем в этом смысле отличаются.

– Полагаю, так оно и есть, – признал Тихан. – В то время как мои навыки мысленного общения весьма сильны, мой синмельд – или дар обуздывающего напева, как вы это называете, – довольно слаб. Я едва могу испускать сияние кончиками пальцев. Вот потому-то у меня и ушло целых пятьдесят лет, чтобы хоть как-то обуздать Маккара.

– Но зачем это понадобилось? – спросил Канте.

– Я предвидел будущее, в котором власть над императором послужила бы моему делу.

– Выходит, ты и в самом деле прорицатель, – сказала Аалийя, нахмурив брови.

– Вовсе нет.

– Тогда я не понимаю. – Она скрестила руки на груди, явно недовольная тем, что остается в неведении – ни в этом вопросе, ни, вероятно, во множестве других.

– Я не верю в пророчества, – совершенно обыденным тоном заявил Тихан.

Такие слова предсказателя ошеломили присутствующих, тем более что все полагались на его руководство.

Тихан продолжал:

– Пары́, которые я якобы вдыхаю, слегка галлюциногенны – хотя не то чтобы они оказывали на меня хоть какое-либо воздействие. Но я заметил, что эти испарения заставляют других падать в обморок от восторга, как будто сами боги улыбаются им. Нетрудно предположить, что такие чувства и вправду вызываются появлением богов, готовых поделиться своей божественной мудростью. Время и вера позаботились обо всем остальном. Я построил храм, затем деревню, а теперь и город вокруг таких вот своих притязаний.

Фрелль шагнул вперед.

– Но когда я внимательно изучил пророческие заявления, сделанные в Казене на протяжении многих веков – твои собственные, насколько я понимаю, – они оказались сверхъестественно точными.

Канте кивнул, припомнив, как Фрелль и раньше утверждал то же самое.

Тихан вздохнул:

– Это было нетрудно. Я жил в Венце задолго до того, как накинул на себя мантию Оракла. Я видел, как история пишет сама себя. Я наблюдал за жизнью неисчислимых миллионов людей. И сохранил все это в памяти. Может, я и не сумею предсказать исход падения одной-единственной монеты, но знаю, что после тысяч подбрасываний обе стороны в конечном итоге должны выпасть равное число раз. Время подобно этому, только в более широком масштабе. Здесь тоже существуют свои приливы и отливы, при которых совокупность прошлых тенденций указывает на грядущие события. Мне остается лишь просто пересказать то, что вроде как предсказывает история.

– Но некоторые детали твоих пророчеств слишком уж точны, – не отставал Фрелль. – Касательно жизни конкретных людей и того, что у них на сердце.

– А-а, с этим еще проще. У меня повсюду есть глаза и уши, которые помогают мне. Часто мои откровения – это просто повторение того, что мне было кем-то сказано. К тому же спустя столько тысячелетий я способен читать и растолковывать тончайшие изменения в выражениях лиц и тем самым предугадывать ответы, которые втайне желанны. Например, когда жена подозревает мужа в супружеской измене и ищет повод отравить его. Или кто-то считает своего соперника негодяем и надеется, что я оправдаю его позор и разорение… – Тихан пожал плечами: – Чаще всего «пророчество» – это когда я просто говорю кому-то то, что он хочет услышать. А прочие мои предсказания – это просто набор слов, но сформулированных таким расплывчатым образом, что они подходят практически к любой ситуации.

Пратик был явно удручен и едва мог говорить.

– Значит, ничто из того, что ты сказал, не было подарено богами? Все это обман или экстраполяция?

Тихан не потрудился ответить.

– Тогда почему мы следуем за тобой? – воскликнул Рами. – Мы рискуем всем из-за слов какого-то шарлатана!

Тихан не выказал никакой обиды.

– Очень древнего шарлатана. Я учитывал все переменные и закономерности за многие тысячелетия, указывая на неизбежность грядущей войны. Обладая достаточными знаниями, я все-таки могу предсказать вероятные результаты. Это и позволило мне править империями и свергать королей, и все это привело к настоящему моменту. К необходимости подготовить Венец, насколько это в моих силах, к грядущей сумятице. Если изучить историю во всех ее красноречивых подробностях, такое пророчество – это просто неизбежность.

Канте вспомнил, как Тихан использовал те же слова, описывая видение Никс.

– Ты играешь в опасную игру, – мрачно сказал Рами, подхватывая отца на руки. – Всеми нашими жизнями.

* * *

После того как Канте помог Рами отнести императора Маккара обратно в каюту, то там и остался. Ему требовалось время, чтобы обдумать все услышанное. Он также помог Рами осторожно вымыть и переодеть его отца – непростая задача для любого сына. Рами почти ничего не говорил, пока они этим занимались, но после этого коротко и искренне обнял Канте в знак благодарности.

Закончив, Канте оставил Рами с его отцом и вернулся в центральный салон стрелокрыла. Теперь он чувствовал себя более уверенно, особенно после того, как наконец вытащил занозу, которая беспокоила его в истории Тихана. Хотя была вскользь упомянута одна деталь, которая по-прежнему не давала ему покоя.

В нескольких шагах от него Фрелль и Пратик загнали Тихана в угол – вероятно, пытаясь вытянуть побольше сведений из этого бронзового сейфа, но, судя по их разочарованным лицам, ничего у них не получалось. Аалийя тоже вернулась на свой диванчик вместе с Тазаром и Алтеей, и теперь они о чем-то шептались, склонив головы друг к другу.

Канте подошел к Тихану, прервав расспросы Фрелля об аркаде и хрустальных книгах, найденных разбитыми в хранилище под Северным монументом.

– Есть вопрос, – без всяких предисловий вмешался Канте, повернувшись лицом к Тихану. – Недавно ты заявил, что в обуздывающем напеве не силен – в отличие от каких-то «навыков мысленного общения». Это было то самое выражение, которое ты употребил. Что ты хотел этим сказать?

Тихан выглядел слегка раздраженным, как будто это была тема, которую он предпочел бы не затрагивать. И все же в конце концов смягчился.

– Та’вины – даже Корни вроде меня – обладают способностью разговаривать друг с другом издалека, на очень большом расстоянии. Очень полезный навык для координации и облегчения нашей работы.

Фрелль быстро понял цель такого рода расспросов.

– Значит ли это, что ты можешь общаться с Шийей?

– Могу, – признался Тихан.

Фрелль, Пратик и Канте обменялись полными надежды взглядами.

Тихан разбил их чаяния вдребезги:

– Но я не стану этого делать.

– Да почему же? – взмолился Канте.

– Как я уже сказал, мы можем общаться, но если я это сделаю, мое местоположение станет известно всем та’винам. Возможно, они не смогут уловить содержание такой беседы, но сразу поймут, откуда она исходит.

– Таким образом, это выставит тебя напоказ врагу, – заключил Пратик.

Тихан кивнул:

– Они все еще где-то там, невидимые и в неизвестном количестве. Я пережил их первую атаку, но вряд ли мне это удастся еще раз. С тех пор как я покинул свой эйран, я подавлял все свои эманации, чтобы не выдать себя. Даже мой синмельд слишком слаб, чтобы кто-то мог