Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий

Итак, 18-19 брюмера в результате coup d’état победил, а спустя всего полтора месяца был конституирован во Франции новый режим, о природе которого до сих пор не кончаются споры историков, политологов, литераторов. Марк Алданов выразился с присущей ему живописностью: «Первому консулу достался в наследство от Директории большой публичный дом. Бонапарт медленно и верно перестраивает его в казарму»[1213]. Да, военный элемент во властных структурах консульства был заметен: сам Наполеон - генерал, даже послы Франции в различных странах - генералы: Ж. Ланн в Португалии, Ж. Э. Ж. Макдональд в Дании, Г. М. Э. Брюн в Турции, А. Ф. Андреосси в Англии. Но все-таки надо признать, что этот военный элемент был невелик: среди сотен депутатов законодательных палат генералы составляли лишь единицы. Из всех министров консульства и империи только военный министр был генерал и морской - адмирал. Как тут не вспомнить для сравнения, что в России при Николае I не только военное и морское ведомства, но и министерства внутренних дел, финансов, путей сообщения, почтовый департамент возглавляли генералы, а Министерство просвещения - адмирал (А. С. Шишков); даже во главе церкви, на пост обер-прокурора Святейшего Синода был назначен гусарский полковник, лихой наездник Н. А. Протасов, который по-военному распоряжался церковными делами и дослужился на этом поприще до генерала.

Повторю: военный элемент в государственной системе консульства был налицо, но, кроме того, что он был невелик, в тех, характерных для Франции к 1799 г., условиях революционного хаоса оказался полезным. Если Франция после 18 брюмера и напоминала казарму, то весьма благоустроенную. В кратчайший срок Наполеон упорядочил и, как нельзя более для того времени, упрочил режим власти, обеспечив защиту гражданских прав населения. «Каждому была ясна необходимость твердой власти - такая твердая власть была создана, - писал о том времени Стендаль. - . Правительство Наполеона одинаково охраняло всех тех, кто повиновался законам, и беспощадно карало всех тех, кто дерзал их нарушать»[1214].

Отчасти уже тогда в полномочиях первого консула можно было усмотреть намеки на военную диктатуру, но только отчасти. Автор специальной монографии «Наполеон и власть» Д. М. Туган- Барановский, полагавший, что переворот 18 брюмера привел именно «к установлению военной диктатуры», признавал главное: режим Наполеона «способствовал закреплению решающих завоеваний революции в социально-экономической области»[1215]. Действительно, Конституция 1799 г. закрепила все основные завоевания революции: гражданское равенство всех французов, отмену сословий, феодальных привилегий и повинностей, буржуазное право собственности с наделением крестьян землей, свободу предпринимательства.

Сам Наполеон имел все основания заявить 15 декабря 1799 г., на следующий же день, после того как была принята его Конституция, в своем обращении к нации: «Революция оформилась в тех принципах, которые она провозгласила. Революция закончилась»[1216]. А вот с выводом авторитетного французского историка Жака Годшо, полагавшего, что 18 брюмера привело к удушению демократии и что «французский народ в первые два года консульства ничего из себя не представлял, а в дальнейшем он значил столь же мало»[1217], согласиться трудно.

Вся совокупность разнообразных источников свидетельствует о стремлении Наполеона с первых же его шагов как политического лидера нации и противника партийной разделенности сплотить вокруг себя большинство французов под национальным знаменем. Его кредо звучало столь же призывно, сколь и бескомпромиссно: «Ни красных колпаков, ни красных каблуков!»[1218] Посмотрим далее, как он реализует это свое кредо.

В результате coup d’état 18 брюмера и согласно Конституции 1799 г., фактически продиктованной им самим, Наполеон сосредоточил в своих руках почти самодержавную власть. Тем не менее он еще ряд лет сохранял и даже укреплял республиканские традиции. Парадоксально, но факт: даже после коронации 1804 г. Наполеон подписывался на всех декретах как «император Французской республики», и только 1 января 1809 г. слова «Французская республика», которые чеканились на монетах, были заменены словами «Французская империя»[1219].

Руководствуясь своим кредо «Ни красных колпаков, ни красных каблуков!», первый консул в числе первоочередных дел взялся за решение вопроса об эмиграции - этой, как он считал, «одной из главных язв государства»[1220]. Дело в том, что после революции 1789 г. из Франции начался массовый отток эмигрантов разного происхождения - главным образом, конечно, дворян. Революционные конвульсии 1793-1797 гг. (террор якобинцев, перевороты 9 термидора и 18 фрюктидора) добавили к старым новые волны беженцев - не только роялистов, но и республиканцев. Общее их число специалисты определяют примерно в 200 тыс. человек из 30 миллионов французов[1221]. Директория была по отношению к ним непримирима: в 1797 г., вскоре после 18 фрюктидора, она приняла декрет о смертной казни любого эмигранта, обнаруженного на территории республики, а к концу 1799 г. с этой целью утвердила «чудовищный специальный список всех эмигрантов»[1222].

Наполеон первым делом, на экстренном совещании консулов, отменил репрессивные приказы министра полиции Ж. Фуше, который явно переусердствовал в своем стремлении понравиться новой власти. По его приказам (если бы их одобрили консулы) подлежали высылке во Французскую Гвиану 37 известных республиканцев, в том числе личные, как полагал Фуше, враги Наполеона - Гюг Дестрем и Жозеф Арена. Мало того, Фуше приказал арестовать еще 27 бывших своих единомышленников-якобинцев из числа депутатов Совета пятисот, среди которых оказался генерал Ж. Б. Журдан; им грозила более легкая ссылка - в департамент Нижняя Шаранта, на западе Франции[1223].