Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий

Правда, А. 3. Манфред делает существенную оговорку: «Так было в начале, позже он (Наполеон. - Н. Т.) стал относиться к талантливым людям иначе». Ранее А. К. Дживелегов, ссылаясь на Ф. Стендаля и Ж. А. Шапталя, заключил даже, что Наполеон «со времени коронации окружал себя ничтожествами»[1182]. Но Стендаль выразился не столь категорично: Наполеон после коронации «стал отдавать предпочтение людям посредственным»[1183], а что касается Шапталя, уволенного Наполеоном с поста министра внутренних дел, то его вывод («Наполеону нужны были слуги, а не советники»[1184]) мог быть продиктован уязвленным самолюбием. Мы еще увидим, когда познакомимся с Наполеоном-императором, что и после коронации в его (особенно военном) окружении преобладали яркие таланты[1185], хотя с течением времени и становился заметным их дефицит: одни соратники теряли доверие Наполеона, другие предавали его, третьи погибали в боях.

Вернемся, однако, к тому, как в 1799 г. первый консул Французской Республики гражданин Бонапарт подбирал кадры чиновничьей элиты. Самыми выдающимися из министров Наполеона по чисто деловым качествам, по своему профессионализму были два человека, самых одиозных в нравственном отношении. Они уже знакомы читателю. Познакомимся с ними поближе.

Министерство иностранных дел вновь (после режима Директории) возглавил Шарль Морис Талейран-Перигор (1754-1838; вторая фамилия - от одного из четырех титулов его отца). Аббат, генеральный викарий, епископ до революции и президент Национального собрания после, вальяжный (хотя и хромой с раннего детства) аристократ, щеголявший необыкновенно изысканными манерами, он отличался блестящим умом, высочайшим даром прирожденного дипломата и уникальной порочностью; нравственно в нем, по выражению В. Гюго, «все хромало, как и он сам»[1186]. «Слуга всех господ», который всю свою жизнь продавал тех, кто его покупал, присягнувший на своем веку 14 правительствам, Талейран был всем своим хозяевам нужен, каждому из них помог и снискал себе репутацию патриарха буржуазной дипломатии. Наполеон презирал его как личность, обозвал Талейрана однажды на дворцовом приеме «дерьмом в шелковых чулках»[1187], но терпел его возле себя на министерском посту с 1799 по 1807 г. и пожаловал титул князя Беневентского, поскольку считал «самым способным из своих министров». Кстати, кроме интеллекта Наполеон ценил в Талейране феноменальную работоспособность: при кажущейся (внешне) физической изнеженности тот обладал железным здоровьем и мог, трудясь, не спать по двое-трое суток, сохраняя при этом бодрость духа и ясность ума.

По инициативе Талейрана Министерство иностранных дел сразу было поставлено в исключительное положение. Все другие министры отчитывались о делах своих ведомств перед совещанием трех консулов. Талейран же «сказал Бонапарту, что портфель иностранных дел, секретных по самой своей природе, нельзя открывать на совещаниях и что ему следует оставить только за собой рассмотрение этих дел - их должен направлять и решать сам глава правительства. Он понял пользу этого указания, - вспоминал Талейран, - . Сразу было установлено, что я буду иметь дело только с первым консулом»[1188].

Из духовного сословия вышел и другой уникум - Жозеф Фуше (1759-1820). До революции учитель церковной школы, он стал «цареубийцей», комиссаром якобинского Конвента, другом (!) Максимильена Робеспьера (чуть не женился на его родной сестре Шарлотте), а затем термидорианцем; с 1795 г. успел подружиться с коммунистом-утопистом Гракхом Бабёфом, но вовремя «раздружился» и вместо эшафота (куда угодил Бабёф) оказался... в кресле министра полиции. Наполеон застал его в этом кресле и держал там почти все время консульства и империи лишь с перерывами в 1802- 1804 и 1811-1814 гг., сделал его герцогом Отрантским, хотя презирал человеческие качества Фуше, как и Талейрана. Внешне полная противоположность Талейрану («ходячий мертвец», который, однако, «почти так же, как деньги и полицию, любил свою чудовищно уродливую жену»[1189]), Фуше был таким же прирожденным сыщиком, как тот - дипломатом. «Тысячеглазый, бдительный калькулятор» с «безграничной, почти магической осведомленностью»[1190], Фуше всегда умел «просунуть хвост, где голова не лезет». Он тоже помог Наполеону, но в конце концов, как и Талейран, предал его. Показательно, что эти два феномена, раньше всех подмечавшие всякое начало конца, терпеть не могли друг друга, и Талейран очень переживал, узнав, что Фуше называют «Талейраном сволочи»[1191].

Фуше, подобно Талейрану, тоже проявил инициативу в том, чтобы сделать свое министерство особо значимым, и Наполеон согласился с ним. По сравнению с временем Директории структура и функции полицейского ведомства были расширены: появилось новое подразделение - «тайная полиция» - с филиалом не только в Париже, но и во всех департаментах Республики, а жандармерия была изъята из ведения Военного министерства и подчинена Министерству полиции[1192]. В общем, как подметил Е. В. Тарле, Фуше стал «“творцом” провокаторской и сыщицкой системы, которой впоследствии тщетно пытались следовать ученики и подражатели, неаполитанские Делькаретто, русские Бенкендорфы и Дубельты, австрийские Седльницкие»[1193]. Такой профессионал, естественно, был просто необходим для первого консула, а особенно позднее, для императора Наполеона. Именно поэтому (согласимся с А. 3. Манфредом) «Бонапарт к тому яркому созвездию блистательных талантов, которые должны были лишь усиливать его собственное сияние, не колеблясь, присоединил и темную тень Фуше»[1194].