Князь Рус - Юрий Никитин

Сова, уже израненный, опустился на колено, так сразил ещедвоих. Попробовал подняться, но сразу в затылок ударили тяжелым. Он рухнул внизлицом, изо рта плеснула кровь. Странно, сознание не померкло, хотя в головестоял грохот, кровь заливала глаза. Грудь вздымалась тяжело, с хрипами, всякийраз больно кололо в боку. Там была широкая рана, разрубленное ребро высунулоськрасным концом наружу. Когда он задевал локтем, по телу стегала такая дикаяболь, что кусал губы. Врагов осталось около трех десятков, и он знал, что ужеумирает. Боги не берут в вирий как тех, кто сражался плохо, так и тех, ктосражается не до последнего дыхания. Но он сражался до конца, и боги видели, какмного пало от его руки. И он может теперь умереть с честью…

Он оглянулся на лязг и грохот. В двух десятках шаговбудто ревущий смерч разбросал группу чужих воинов. Там были лязг, крики, звон итреск разбиваемых щитов. Трое смуглых разом упали навзничь, через них прыгнулревущий, как раненый медведь, молодой гигант с золотым чубом. Красный от крови,хлещущей из ран, он набросился на отступающих, хотя их было с десяток, бешенорубил двумя мечами, себя не берег, спину не защищал, рвался вперед, и Сова ясновидел, что юный князь русов жаждет умереть, продвигаясь вперед, нанося удары,пока жизнь не истечет из его тела вместе с горячей кровью.

Он не должен умереть раньше меня, ужалило злое чувство прямов сердце. Он, который спас меня… Да что меня, спас тех, кто пошел за мной.Я все еще в долгу. Все еще… Он чувствовал, как пальцы уже стиснулись нарукояти топора, скользкой от крови. Попробовал напрячь мышцы, но от боли вглазах стало как в беззвездную ночь. Надо драться, когда тело будет таким, каксейчас у него бок, когда кровь зальет глаза, когда острая боль затмит белыйсвет, но его руки, зубы, когти должны убивать и убивать. До последней капликрови. До последнего вздоха.

Под яростным натиском Руса иудеи подались, но сразу четвероначали заходить со спины. Если Рус и заметил их, то все равно рубил и рубилвпереди, весь залитый потом и кровью, явно жаждет умереть с мечом в руке, ибомертвые сраму не имут, а живому еще предстоит взглянуть в глаза своему народу…

Сова прохрипел:

– Слава!

Нечеловеческим усилием он воздел себя на ноги. Да, неудалось ему свершить то, о чем мечтал втайне. Стать при молодом князесоветником, наставником его детей, учить их воинской премудрости, знанию другихстран и народов, охранять самого князя – больно молод, такого беречь надоеще долго, пока не взматереет по-настоящему, ему-то видно, что князь хоть иповзрослел быстро, но внутри нежен, как ребенок…

Тело свое не чувствовал, оно стало деревянным, и он так жедеревянно двинулся к схватке, видел сквозь залитые кровью глаза то небо, тоземлю, но чужие спины приближались, и в какой-то миг его меч заученно пошелвниз, быстро и смертоносно, на миг с чмоканьем завяз в еще живом теле. Совазаставил себя превозмочь слабость и выдернул меч, нанес другой удар, отразил,ударил снова, руки будто сами бросали тяжелое лезвие, он шагал, рубил, смутночувствовал, как в плечо с силой вонзилось копье, но заметил лишь потому, чтомешало взмахам меча, потом в раненый бок вонзилось еще одно раскаленное, как вгорне, он чувствовал, когда острое железо пробило горячее сердце, как внутрилопнуло, а кровь брызнула освобожденно, но и тогда успел сразить еще одного,ранил другого, а когда колени подломились и красная земля метнулась навстречу,счастливая улыбка раздвинула мертвые губы. Как хорошо отдать долг…

Руса шатало, в голове стоял гул, а правая рука онемела поплечо. Стоял шум водопада, тяжелые камни скрежетали по гранитному ложу, и несразу понял, что это его хриплое дыхание, а багровый закат – кровь,стекающая со лба на глаза.

Оглянувшись, он увидел, как совсем близко Моряна ухватилаближайшего стража, ударила о столб. Хряснуло, столб вздрогнул, страж пополз,как мокрая тряпка, вниз, а ее пальцы молниеносно выхватили нож из-за его пояса.Второй страж пытался запоздало забежать с другой стороны, но богатырка зарычалапо-звериному, страж помедлил, и ей хватило мгновения, чтобы двумя мощнымиударами перехватить веревки и на другой руке.

– Не сметь… – прошептал Рус в отчаянии. – Я… сам…

Из красного тумана вырисовались три человеческие фигуры.Сердце Руса вспыхнуло жизнью, но услышал речь, и колени подогнулись. Иудеи!И хотя из-за крови, текущей со лба, не видел всего поля, он чувствовал,что уже остался один.

Взмахом ладони смахнул кровь и пот. Глаза еще щипало, новидел, как все поле, как красными маками, усеяно трупами. Кровь вытекала изстрашных ран и накапливалась в ямках, собиралась в темно-красные лужи. Ни одинне двигался, а это значило только одно: живых не осталось. Даже иудеи дралисьтак, что падали не ранеными, а уже мертвыми.

С трех концов поля к нему медленно брели, переступаячерез трупы, пятеро. В их руках были мечи, и лишь по этому Рус понял, чтоидут враги. Ближе всех был залитый кровью очень высокий воин в клочьяхмедвежьей шкуры на поясе. Двигался он устало, но Рус понял, что если и ранен,то легко, а забрызган кровью сраженных им русов. В сердце вспыхнула лютаязлоба. Это тот, который мог бы не сражаться!

Чужак подошел, ноги его по щиколотку погружались в краснуюгрязь. Широкое лицо в старых шрамах было измученным. Русу даже улыбнулся: беззлобы, но как воин воину, которого сейчас убьет. Голос, и без того хриплый,звериный, прозвучал так дико, что в нем почти не осталось ничего человеческого:

– Ты дрался хорошо… Твои предки горды тобой.

– Ты ж не иудей! – вырвалось у Руса.

– Сейчас… иудей, – возразил Роговой Медведко. –Мужчины… в беде… надо…

Рус сделал вид, что собирается ударить топором, щит выставилдля защиты ног, однако лишь швырнул ему щит в лицо, а сам прыгнул в сторону,побежал. Справа подходили двое, слева только один, еще один тяжело ковылял в ихсторону из глубины поля. Рус прояснившимся сознанием видел всех разом ибросился направо.

Моряна, отбиваясь от набежавших мужиков, сумела нагнуться,Рус на бегу видел даже искорку на лезвии ножа, когда она перерубила веревку наногах. Двое повисли на ее плечах, она отшвырнула мощным рывком, сделала шаг, нозанемевшие ноги дрогнули в коленях. Мужики навалились снова, она с дикимрычанием бросила их наземь… и сама рухнула вниз лицом с криком удивления,ярости и боли.

Те двое впереди Руса замедленно подняли оружие, и он понял,что не ошибся: эти измождены больше всех. Они опасны лишь, когда собрались бывсе пятеро…

Нагнетая кровь в руки, он двигался нарочито быстро инеожиданно, сам не успевая угадать своих ударов. Раздался звон железа, первыйрухнул сразу, второй успел закрыться щитом, и топор Руса пробил его в самойсередке с такой силой, что разрубил и голову до нижней челюсти.

– Слава! – вскрикнул он хрипло.

Топор выдернул с трудом, побежал, на ходу освободился отобломков щита, ускорил бег, прыгая через трупы, не давая себе оскальзываться.Иудей, что шел навстречу, остановился, выставил меч, грудь загородил щитом. Русзамахнулся топором, неожиданно обогнул, ибо там едва брел еще один, он толькоуспел поднять голову, как топор Руса обрушился ему навстречу, лезвие сладострастноврубилось в живую плоть, чавкнуло, хрустнули перерубленные кости, и рука вместес плечом упала на землю.