Тирания веры - Ричард Суон

отшатнулась. Споткнувшись о коробку отхожего места, я стала падать назад и отчаянно попыталась ухватиться за стены, ведь провал под сиденьем был глубокий. И все это время пламя, распалившееся неестественно быстро, пожирало женщину.

Она закричала не своим голосом, когда ее плоть начала чернеть и обугливаться. Уборная наполнилась страшной вонью. Монахиня корчилась, размахивала руками, ударялась о стены и дверь, всюду оставляя черные следы сажи. Казалось, она умирала целую вечность и за это время наверняка подняла по тревоге половину замка.

Когда она наконец опустилась на пол и испустила дух, огонь внезапно погас. Лишь тогда я осознала, что вообще не почувствовала жара; пламя ничуть не затронуло меня, хотя я должна была сильно обгореть.

– Во имя Немы, что за… – прошептала я, задыхаясь от страха и странного пьянящего возбуждения. Однако времени размышлять над этим необычайным – и необычайно пугающим – поворотом событий у меня не было. Я поднялась с отхожего места и распахнула крышку как можно шире. До дна было примерно шесть или семь футов.

Мне страшно не хотелось касаться тела монахини, но я не могла оставить убитую на виду, где ее сразу же обнаружили бы. Подтащив иссохшие останки к краю отхожего места, я бесцеремонно столкнула ее в черноту. Тело с неприятным треском упало в наполненный водой канал. Более бесславный конец было трудно и представить.

Я забралась на край уборной, радуясь тому, что внизу бежит проточная вода, уносящая почти все запахи, затем свесилась на руках пониже и спрыгнула. Конечно же, приземлилась я прямо на труп. Ребра монахини хрустнули и продавились под моими ногами.

Обретя равновесие, я вгляделась во мрак. Сверху падало совсем немного света, и я с трудом разглядела канал, прорубленный прямо в скалистом основании под замком, шириной около трех футов и прямой как стрела. Мне оставалось лишь идти вперед, и я зашлепала по грязной воде, которая доходила мне до лодыжек.

Кое-что я все же не учла – в канал выходило отнюдь не одно отверстие, что было неудивительно, если вспомнить о его предназначении. Несколько раз мне приходилось останавливаться и ждать – думаю, понятно зачем, так что описывать это я не стану. Впрочем, польза от отверстий тоже была – благодаря им в канал проникал хоть какой-то свет.

Я гадала, не нашел ли уже кто-нибудь ту уборную. Быть может, храмовники спустятся сюда и начнут искать меня. Постоянный страх гнал меня вперед, заставляя безрассудно спешить. Но я не сомневалась в моих умозаключениях. Если в крепости и была предусмотрена шахта, по которой в ее сердце, во «внутреннее святилище», о котором говорил умирающий храмовник, подавался холодный воздух, то сованские инженеры наверняка пустили бы по ней воду.

Еще я гадала, что заставило храмовника произнести те слова и какие сверхъестественные силы вдохновили его. Я была уверена, что это не случайность. «Нити времени сплетаются воедино», – так, наверное, сказал бы Эгракс.

Одной Неме известно, сколько я пробиралась через нечистоты, однако наконец очутилась на пересечении каналов. В паре футов над водой находилось квадратное отверстие, которое вело в узкий туннель, где едва можно было проползти. Из отверстия непрестанно дул теплый, как дыхание, воздух. Сквозняк приносил с собой ни с чем не сравнимую вонь немытой плоти. Внутреннее чутье подсказало мне, что моя цель находилась в конце этого туннеля.

Я сделала глубокий вдох и подумала, как там сейчас Вонвальт. Он был так далеко, за много миль отсюда, в Зюденбурге. Мог ли Муфрааб наконец настичь его? Мог ли сэр Конрад уже погибнуть этой страшнейшей из смертей? Я стиснула зубы. Каким бы ни было мое отношение к Вонвальту, в тот миг лишь я одна во всей Империи могла ему помочь… и лишь он один, в свою очередь, мог остановить Клавера.

От моих дальнейших действий зависели судьбы десятков тысяч человек.

Поэтому я залезла в узкий туннель и поползла вперед.

XXXIV

Внутреннее святилище

«Почему простолюдины тратят столько времени, сил и денег на то, чтобы защитить своих политических угнетателей от критики? Сие печальное положение дел подобно назойливой бородавке, что не желает исцеляться».

СЕНАТОР ФРИДА ХЕЙДВИГ

Я услышала голоса задолго до того, как что-либо увидела.

Ползла я минут десять или пятнадцать, медленно, чтобы меня не услышали, и наконец очутилась у отверстия шириной примерно в четыре фута. Через него в туннель проникало тусклое свечение пламени и поток теплого воздуха, к которому я уже привыкла.

Я легла у края отверстия и прислушалась.

– …кто-то из носителей погиб, – донесся до меня мужской голос.

– Да, эти конструкты всегда нестабильны, – ответил ему второй. – Связь между телом и духом несовершенна. Наверное, дух сам вырвался на свободу и убил носителя.

– Может, и так. Я не знаю, как это произошло, лишь чувствую его гибель. Эту дрожь ни с чем не спутать.

– Если честно, – произнес второй голос, теперь уже немного тише, – я этому рад. Не нравится мне, что они бродят по крепости. Да и проку от них не так уж и много. Вот от кого они должны нас защищать?

Меня охватил ужас, когда я вдруг поняла, что они говорят об одержимой монахине, которую я совсем недавно лишила жизни. Неужели она была искусственно сооруженным конструктом? Неужели ее лишили сознания, чтобы впустить в тело часового, обреченного бродить по коридорам Керака и выискивать незваных гостей, как свинья, вынюхивающая трюфели? Если так, то Брессинджер был в гораздо большей опасности, чем я думала. Нужно было действовать как можно скорее, но я ничего не могла сделать.

Послышался легкий шелест ткани – видимо, второй говоривший пожал плечами.

– Не сомневайся в решениях обенпатре, брат. Он ничего не делает без веской причины.

Отворилась дверь, и оба мужчины замолчали. По каменным плитам застучали сапоги, зазвенела кольчуга, и внутрь, судя по всему, вошли несколько человек. Несколько минут я ничего не могла разобрать: вошедшие заговорили одновременно, и их голоса эхом отражались от стен зала. Тот, похоже, оказался больше, чем мне подумалось поначалу.

Затем я кое-что почувствовала – нечто сродни тому, что я ощутила на поле боя. На краю сознания раздался едва различимый гул. Я ощутила во рту медный привкус, а еще вибрацию, проникшую даже в мои зубы. К оранжевому свету факелов примешалось яркое зеленое свечение, и я отползла на несколько футов назад, испугавшись, что на стене воздуховода появится моя тень.

Стиснув зубы, я распластала руки по каменному полу. Ощущение было ужасным. Меня стало одолевать сильнейшее дурное предчувствие, неясный страх, проникший в каждый