Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - Марк Коэн

служит пани Новак? Она преподает польский и родную литературу.

– Есть у нас пани Новак… – тянет дедок, и мое сердце пропускает удар, другой… – Пожилая такая женщина. А вот какой предмет у нее – не припомню.

На что я только надеялась? Еще и с такой распространенной фамилией! Новаков по стране больше, чем серых кошек.

Домой я возвращаюсь едва ли не бегом. Дыма над крышей не видать – уже хорошо, уже облегчение! Пробираюсь через решетку сада – парадный вход под запретом, увидят – и захожу через кухню. Какое‑то время уходит на судорожные поиски Франтишки. Она как ребенок, ей-богу, и могла натворить что угодно.

Но на этот раз все обошлось: Франтишка спит на софе у окна. На груди у нее раскрытый томик «Алисы в Зазеркалье», еще мой, замусоленный пальцами в варенье много лет назад. Ну и ну, я уж думала, она и читать не умеет.

Моя тень накрывает безмятежное лицо Франтишки, отчего она тут же просыпается.

– Магда! Мы будем кушать?

– Конечно, – вздыхаю.

Франтишка вприпрыжку следует за мной на кухню.

Все же готовка – это не мое. Да, у меня были прекрасные оценки по домоводству, где у нас всегда был разожженный очаг и разделанное филе, а мы просто складывали ингредиенты по очереди в кастрюльку, добавляли какие‑нибудь сливки или готовый бульон и помешивали деревянной лопаткой до готовности. Но наша мастерица Юлька где‑то бродит, может, даже выслеживает саму пани Новак, так что обед на мне. Вон уже и Франтишка стучит по столу черенком ложки.

К черту, пусть будут бутерброды! Наша подопечная, конечно, капризничает, но уж чем богаты.

После перекуса мы садимся ждать Юлию. Тишка уговаривает меня почитать ей вслух. Оказывается, в «Алисе» она разглядывала картинки.

Блеклое солнце уже цепляется за верхушки деревьев в ближайшем парке, часы бьют три, а потом и четыре. Юлии все нет, и я начинаю нервничать. Что, если ее задержала полиция? Что, если они уже идут сюда арестовывать нас? Или на нее кто‑то напал? За Юльку не страшно, а вот за бандита, так неосторожно выбравшего жертву…

В половине пятого на кухне что‑то гремит. Мы срываемся с места одновременно и встречаем Юлию на пороге. В руках та держит медный чайник и жадно пьет прямо из его носика. Волосы у нее слиплись от пота, а дышит она так, будто бежала.

Наконец она отрывается от чайника и утирает рот тыльной стороной ладони.

– Упустила…

– Кого упустила? – не понимаю.

– Обеих. Там была первогодка наша, полненькая такая, темноволосая… Как бишь ее? Сара?

– Бергман? – Сердце ухает в желудок. Моя малявка!

– Не помню, – отмахивается Юлия. – Не успела ее запомнить. Она шла следом за Новак.

Тут у меня не хватает слов. Нет, это уже чересчур! Руки сами собой сплетаются на груди в отрицании.

– Сдается мне, ты привираешь, Юлия.

Юлия обмахивается платком и медленно стягивает свое старое школьное пальто. Смотрит без обиды, но с недоумением:

– И зачем бы мне это? Я же говорила, что чувствую ее поблизости. Здесь она и оказалась – в школе, где учится наша бывшая первогодка.

У меня нет желания вступать в дискуссию на тему ее удивительных способностей. Поэтому я просто жду продолжения рассказа, притоптывая ногой.

– Пани Новак вышла из школы первой. Еще даже звонок не прозвенел. Я было двинулась следом, но тут меня обогнала девчонка. Я продолжила следить и поняла, что мелкая идет за ней тоже – не отстает, и все. Странно, правда? – Юлия продолжает разоблачаться, а потом как ни в чем не бывало уходит мыть руки.

Чтоб тебя, Юлька!

– Да не тяни же ты! Что было дальше?

Вернувшись, Юлия хмыкает:

– Девчонка оказалась не из простых. Начала оборачиваться, заметила меня.

– Узнала?

– Не думаю, – беспечно пожимает плечами Юлия. – Просто испугалась и начала петлять. Я решила немного выждать, но тут‑то их и упустила. Пропала Новак, и Сара тоже как под землю провалилась. Ничего, теперь они у нас в руках, никуда не денутся, – победно заключает она.

– Ты… Это точно была Душечка?

– Я бы ее ни с кем не перепутала, – понижает голос Юлька, и я тут же перестаю сомневаться.

Сару Бергман я помню хорошо. Как-никак мне приходилось ей помогать, когда ее обижали одноклассницы. А первой «любимицей» пани Новак как раз была Кася, которую в ту пору уничтожали мы. Судя по всему, изгои – ее излюбленный типаж, идеальный материал, из которого она лепит свои образцы, точно из податливой глины. А на последнем году отщепенкой стала я, вот она и обратила на меня внимание. Одно только не складывается…

– Зачем бы Саре следить за Новак? Почему не наоборот?

Юлька как раз вернулась из кухни, жуя бутерброд с консервированной ветчиной. Проглотив большой кусок, пожимает плечами:

– Говорю же – девочка непростая, с чутьем.

Существует какое‑то чутье или нет, но именно Юлькино привело нас к цели. Почти. Так что пусть будет так. Разве не лучше жить в мире, где тебе может помочь какая‑то сила, какое‑то знание? Ха, если только оно не выдуманное!

– И еще кое-что, – словно вспоминает о чем‑то Юлия. – Вот, глянь.

Она вынимает из кармана сложенную газету и разворачивает на нужной странице. Тычет пальцем в статью:

– Там, где Новак, обязательно кто‑то умирает, ха?

Вчитываюсь в мелкие строки и в бессилии закрываю глаза. Ритуальное убийство. Сорок ударов. Обескровленное тело.

– Похоже, что так.

* * *

У меня нет оснований обвинять Юлию во лжи – только в бурной фантазии, но, когда следующим утром, на стылом весеннем рассвете, мы проводим несколько часов, наблюдая за школьными воротами, но так не встречаем ни Сару Бергман, ни пани Новак, я испытываю почти злорадство. Хотя что это со мной? В конце концов, у нас одна цель на двоих.

Юлька кажется спокойной, но я вижу, как она закусывает угол и без того обветренного рта и теребит кончик косы.

– Пойду, – решается она. – Поговорю с кем‑нибудь, спрошу.

– Э, нет. Моя очередь.

Мне удается выхватить из толпы покидающих школу молоденькую учительницу. По крайней мере, на школьницу она совсем не похожа. Похлопав глазами на мой вопрос, она задумывается на минуту, но все же подтверждает, мол, сама в лицо не знает, но слышала о том, что в этой школе действительно учится девочка с таким именем – Сара Бергман.

– Говорят, это ее отец заколол того бедного мальчонку, Павелека… – охотно делится она, переминаясь с ноги на ногу. И тут ее настигает догадка: – О, так вы из газеты?

– А вы не против небольшого интервью? – не сомневаясь ни минуты, подхватываю я и кошусь в сторону Юльки. Лучше бы ей прямо сейчас включить свои хваленые провидческие силы и не подходить к нам, а то еще напугает говорливую учительницу своим нарядом крестьянки из прошлого века.

– Вообще‑то нам запрещено… – сомневается учительница, хотя по ней видно, какой это соблазн.

Никогда не понимала тех, кто хочет во что бы то ни стало посплетничать и только ищет свободные уши, но сейчас другой случай. Обаятельно улыбаюсь – надеюсь, этот навык еще за мной, – и ненавязчиво беру ее под локоток:

– Давайте пройдемся. Меня интересует исключительно маленькая Сара. Бедное дитя, наверняка сейчас она напугана.

– Но я и правда ее не знала, – нервно возражает учительница. – Знала только, что ее обижали… Ну, вы понимаете из-за чего. Если