Три сестры, три королевы - Филиппа Грегори

«Ах, как жаль, что ты не смогла приехать! Тебе бы так понравилось!» И я склонна с ней согласиться. Мне бы очень понравилось. Меня давно никто не приветствовал, да и шотландцам последнее время самим недоставало причин для радости и веселья.

Следующим я открываю короткое письмо от Екатерины.

Я иду через двор в небольшую калитку, чтобы спуститься к озеру. Передо мной расстилаются заливные луга, на которых пасутся коротконогие коровы, над которыми носятся ласточки. Мимо меня проходит дюжина доярок с ведрами на петлях, перекинутых через плечо, и стульями для дойки в руках. Коров окликают по имени, и те поднимают головы, услышав свое, пропетое высокими, нежными голосами.

Якову раньше нравилось выходить на луг с доярками, и они позволяли ему напиться молока прямо из ведра. А после этого у него на губах оставались милые молочные усы, которые я вытирала ему своим рукавом, и целовала его круглое личико.

Я не видела своего мальчика со дня битвы между Ангусами и Гамильтонами, которую они теперь называют «большой уборкой», после того как отмыли всю кровь от мостовых. Я не видела Арчибальда с того дня, когда он ворвался в замок, и я уехала в Линлитгоу, проезжая через ряды его армии в полном молчании. Я не видела Джеймса Гамильтона с того дня, когда он умчался прочь, спасая свою жизнь. У меня нет дочери, которая, должно быть, живет с отцом, и нет сына, который почти всю свою жизнь провел в заключении. У меня нет союзников, у меня нет мужа, а теперь еще Екатерина говорит, что у меня нет и сестер, если я не выполню их невозможные условия.

Мария вовсе не дурочка, которой она старается себя представить. Она всего лишь отчаянно старается не участвовать в ссоре между мной и Екатериной. Она готова вечно писать мне о платьях, лютнях и охотах, лишь бы только не думать о том, как я одинока и несчастна. Она не станет заступаться за меня перед Генрихом, потому что слишком опасается за собственный статус при дворе. Она так и останется образцом английской принцессы, удивительной красавицы и образцовой жены. Она не станет рисковать своим положением даже для того, чтобы попытаться замолвить за меня слово.

Я знаю, что для Екатерины я потеряна. Эта женщина покинула родительский дом в возрасте пятнадцати лет и выдержала долгие годы одиночества и нищеты ради того, чтобы выйти замуж за короля Англии. Она ни за что не станет даже думать о том, что может угрожать ее положению. Может, она и любит меня, но она не позволит мне оспорить нерушимость брачных клятв. Даже если она меня любит, это ее чувство не изменит того факта, что вся ее жизнь зависит от того, чтобы король считал, что браки заключаются до гробовой доски.

Фортуна улыбнулась мне, наконец, наконец!

В мои покои входит герцог Олбани собственной персоной, как всегда привлекательный и воспитанный, и склоняется над моей рукой с французской галантностью. Словно он и не уезжал никуда, а лишь вышел за дверь, чтобы распорядиться почистить свой плащ.

– Ваше величество, я к вашим услугам, – произносит он с этим своим бургундским акцентом, воплощением элегантности и шарма.

Я вскакиваю, едва не задыхаясь.

– Ваша светлость!

– Ваш верный слуга.

– Как вы сюда добрались? Ведь за портами наблюдают!

– Английский флот бороздил моря в писках моего судна, но они меня так и не нашли. Шпионы, которые следили за мной во Франции, видели только, как я покидал двор, но не смогли узнать, куда я направляюсь.

– Мой бог, я так молилась об этом, – искренне восклицаю я.

Он нежно берет меня за руки.

– Я приехал сразу же, как только смог. Я умолял короля Франциска позволить мне приехать к вам больше года, сразу, как услышал об ужасных обстоятельствах, в которых вы оказались. Какая страшная смерть постигла Гамильтонов! Убийства прямо на улицах Эдинбурга! Должно быть, вы думали, что королевство разрушалось прямо у вас на глазах.

– Это было ужасно. Ужасно! И они вынудили меня оставить сына!

– Они еще будут молить вас о прощении. А ваш сын непременно вернется к вам.

– Я снова увижу Якова?

– Вы станете его опекуном, клянусь вам. Но что насчет вашего мужа? Он стал вашим врагом? Примирение невозможно?

– Между нами все кончено. Навсегда. – И тут я осознаю, что мы с герцогом все еще держимся за руки. Я вспыхиваю и отпускаю его. – Вы можете на меня рассчитывать, – уверяю я его. – К нему я больше не вернусь.

Он не сразу отпускает мои руки.

– А вы можете положиться на меня, – наконец произносит он.

Мы берем Эдинбургский замок без единого выстрела. Арчибальд просто сдается, оставляя замок и моих детей, и герцог отправляет его во Францию, заключив под стражу. Его дядюшка, Гэвин Дуглас, бежит в Англию, к Генриху, прикрыв истинное положение вещей обильной ложью.

Мы с герцогом, на одинаковых белых лошадях, ждем у стен крепости, пока отзвучат трубы и опустится подъемный мост. Все горожане собрались на холме, где стоит замок, чтобы посмотреть на это представление силы.

К нам выходит комендант замка в одеждах цвета Стюартов, и я посмеиваюсь в душе над мыслью о том, как поспешно ему пришлось менять одежду и что ливрея цвета клана Арчибальда, должно быть, заброшена куда-то в пыльный угол. Комендант кланяется и протягивает ключи от замка регенту, герцогу Олбани. Красивым жестом герцог принимает их и поворачивается ко мне. Увидев восторг на моем лице, он улыбается и передает их мне. Под звуки приветственных и одобрительных криков я касаюсь ключей, в знак того, что принимаю его дар, и возвращаю их ему как регенту. После этого мы все въезжаем в замок.