Мертвые возвращаются?.. - Тана Френч

И точно так же, как она позволила остальным вылепить из себя — причем совершенно бессознательно с их стороны! — этакую взбалмошную младшую сестренку в более чем странной семейке; точно так же, как позволила Неду сделать из нее ходячий набор понятных ему клише, так и меня заставила видеть в ней ту, кого я хотела видеть: этакий универсальный ключ, способный открыть любую дверь, бесконечный хайвей, ведущий в будущее. Увы: похоже, я ошиблась. Даже Лекси, которая не задумываясь оставляла позади очередную прошлую жизнь, в конце концов обрела свой путь и была готова на него свернуть.

Я еще какое-то время сидела в разрушенной сторожке, бережно сжимая в ладони побег растения, такой нежный, что я боялась повредить его. Не знаю даже, сколько времени прошло, прежде чем я нашла в себе силы подняться. Я плохо помню, как дошла до дома. Какая-то часть меня все еще надеялась, что откуда-то из-за живой изгороди, полыхая яростью, выскочит Джон Нейлор и набросится на меня, и тогда я смогу выместить на нем все, что накопилось в душе.

Дом был освещен подобно рождественской елке; туда-сюда сновали силуэты, изнутри доносились голоса. На какое-то мгновение я замерла в растерянности, не понимая, что происходит. Неужели случилось нечто ужасное? Кто-то при смерти? Или дом покосился и осел на бок, извергнув из себя некую давно отгремевшую вечеринку, и не случится ли так, что я, ступив на газон, перенесусь, допустим, в 1910 год? А потом за мной захлопнулась калитка, Эбби, распахнув французские окна, крикнула: «Лекси!» — и, путаясь в длинной белой юбке, бегом бросилась по траве мне навстречу.

— Я заждалась тебя!

Она запыхалась, на щеках румянец, в глазах блеск, волосы растрепались и грозили окончательно вырваться на свободу из оков заколок. Было видно, что она успела как следует принять.

— Мы тут решили слегка оттянуться. Раф с Джастином приготовили коньячно-ромовый пунш. Не знаю, что они еще в него добавили, но зелье бьет наповал. А раз занятий завтра ни у кого нет, мы решили послать все подальше — все равно в колледж нам не надо. Как тебе план?

— Классная идея! — воскликнула я.

Собственный голос показался мне каким-то чужим. Мне не сразу удалось взять себя в руки, но, судя по всему, Эбби ничего не заметила.

— Ты тоже так считаешь? Лично я поначалу сомневалась. Но Раф с Джастином уже взялись варить пунш. Сначала Раф поджег какой-то напиток, причем специально, а потом они принялись орать на меня, мол, я вечно из-за всего переживаю. Представляешь, они даже не грызлись друг с другом. И тогда я подумала: черт, а почему бы нет? Ведь в последние дни — да что там, в последние недели — мы все тут словно с ума посходили, тебе не кажется? Вспомнить только ту ночь, когда нам в окно бросили камень, а потом вы в темноте сцепились с преступником… Господи, представить страшно!

Мне показалось, будто по лицу Эбби пробежала тень, однако прежде чем я успела догадаться, с чего бы это, тень исчезла, а на ее место пришло безрассудное веселье.

— В общем, я подумала, если мы все сегодня как следует оттянемся, то, может, сумеем выбросить из головы все заботы и вновь станем нормальными людьми. Как считаешь?

Будучи в изрядном подпитии, она казалась гораздо моложе. Где-то в потаенных закоулках ума Фрэнка Эбби и троим ее приятелям было приказано выстроиться для личного досмотра. Он методично, словно хирург или заплечных дел мастер, ощупывал их, одного за другим, решая, где сделать первый пробный разрез, где вставить первый тончайший катетер.

— Это вы классно придумали, — ответила я. — Господи, я тоже хочу!

— Мы уже начали, — призналась Эбби и слегка качнулась на каблуках назад, чтобы лучше меня рассмотреть. — Ты на нас не обижаешься? За то, что не стали ждать?

— Разумеется, нет, — заверила я ее. — При условии, что вы и мне что-то оставили.

Где-то за спиной у Эбби в окнах гостиной мелькали тени. Раф нагнулся, держа в руке стакан. На фоне темных штор волосы его казались золотистым миражом. В открытые окна лился голос Жозефины Бейкер, нежный, с легкой хрипотцой, манящий. «Mon reve c'etait vous». Сейчас мне хотелось только одного — оказаться там, снять с себя кобуру и микрофон, пить и танцевать, пока мозги мои не вырубятся и в них ничего не останется, кроме музыки, и сияния огней, и этих четверых вокруг меня — смеющихся, веселых, неприкасаемых.

— Конечно, оставили! За кого ты нас принимаешь?

Она поймала меня за руку и решительно потащила за собой в дом. А чтобы трава не мешала идти, второй рукой задрала юбку.

— Ты должна помочь мне с Дэниелом. Мы дали ему самый большой стакан, но он пьет из него по маленькому глоточку. А сегодня не тот вечер, чтобы пить маленькими глоточками. По идее он должен набраться по полной программе. Нет, конечно, оно и маленькими глоточками тоже действует — Дэниел произнес перед нами длиннющую речь про лабиринт и Минотавра, а потом что-то приплел про «Сон в летнюю ночь», так что парень уже порядком принял. Но все равно.

— Сейчас проверим, — сказала я смеясь. Мне не терпелось увидеть пьяного Дэниела. — Чего мы ждем?

Мы вдвоем бросились бежать по газону и, взявшись за руки, влетели в кухню.

Джастин восседал за кухонным столом с черпаком в одной руке и стаканом — в другой, склонившись над огромной кастрюлей, наполненной чем-то красным и зловещим на вид.

— Боже, как вы прекрасны! — произнес он, увидев нас. — Вы как пара лесных нимф, вот вы кто.

— Они у нас красавицы, — улыбнулся Дэниел. — Угости-ка их пуншем — пусть думают, что мы тоже красавцы.

— А мы и без того всегда именно так про вас и думаем, — ответила Эбби, хватая со стола стакан. — Но пунш нам не помешает. Особенно Лекси, да побольше, чтобы наверстала упущенное.

— И я красавец! — крикнул из гостиной Раф. — Идите ко мне и скажите, что я тоже красавец!

— Ты красавец! — заорали мы с Эбби во весь голос.

Джастин тем временем вложил мне в руку стакан, и мы все вместе направились в гостиную — сбрасывая на ходу обувь, слизывая с запястий пролившийся пунш и заливаясь смехом.

Дэниел развалился в одном из кресел, Джастин разлегся на диване, Раф, Эбби и я улеглись на полу. Стулья почему-то показались нам страшно неудобными. Эбби была права — пунш оказался убойным. Приятный на вкус и коварный. Пьется легко, как апельсиновый сок, а спустя пару минут по всему телу разливается приятная, но безумная легкость, словно вас накачали гелием. Впрочем, я знала: стоит мне совершить какую-то глупость, — например, попытаться встать, — как приятное головокружение обернется темной своей стороной. Где-то в глубине сознания слышался голос Фрэнка, который наставлял меня на путь истинный, как те монахини в школе, что вечно твердили о дьявольском искушении. Но сказать по правде, я была по горло сыта Фрэнком и его язвительными подколками и наставлениями.

— Еще, — потребовала я, поддав Джастину в бок ногой, и помахала пустым стаканом.

Я не запомнила многое из того, что произошло потом, по крайней мере в деталях. Второй стакан, а может, и третий, превратил тот вечер в нечто размыто-неясное и заколдованное вроде сна наяву. Помню только, что в какой-то момент я под каким-то предлогом пошла к себе наверх, чтобы снять и, спрятав под кроватью, запереть на замок все мои шпионские причиндалы — пистолет, телефон, кобуру. Всё, кроме микрофона. Помню, что кто-то погасил во всем доме свет за исключением одной-единственной лампы и расставленных то там, то тут свечей. Помню спор о том, кто был лучшим Джеймсом Бондом, который в конечном итоге вылился в не менее ожесточенный спор о том, кто из наших троих парней лучше всех подходит на эту роль.