Арабо-израильские войны. 1956, 1967 - Шабтай Тевет

Рота капитана Аарона в арьергарде колонны смогла продолжить движение вперед, однако бронебойный снаряд поразил головной «Центурион» самого Аарона, сделав в нем пробоину и снеся голову радисту. Таким образом капитан полностью лишился связи как со своим экипажем, так и с ротой и батальоном. Второй снаряд попал в крышу башни и сорвал люк радиста. В башне вспыхнул пожар, что привело к воспламенению боеприпасов к 12,7-мм браунингу. Мгновенно все боевое отделение утонуло в дыму, в котором с треском рвались патроны и разлетались во все стороны пули. Капитан получил сразу несколько ранений и почувствовал, что не может пошевелить левой рукой.

— Экипаж, в башне огонь. Экипаж, действовать! — прокричал Аарон в микрофон, но двусторонняя связь не работала. Огонь разгорался, но механик-водитель понятия не имел, что происходит, — оба попавших в танк снаряда не затронули его отсека. Аарон приказал стрелку остановить водителя. Стрелок выбрался наружу, прополз по накренившемуся танку от башни к водительскому люку и обеими руками закрыл перископ, предполагая таким образом заставить водителя остановиться. Но тот решил, что на танк запрыгнул египетский солдат, и поднял свой автомат. Стрелок приник лицом к перископу. Тут наконец водитель узнал его и остановился. Капитан Аарон и двое членов экипажа выбрались из горевшего танка с огнетушителями. К нему подъехали другие «Центурионы», но капитан приказал им немедленно уходить из простреливаемой зоны. Лейтенанты Соломонов и Шуали, однако, решили задержаться и уничтожить вражеское укрепление, уже нанесшее столь большой урон. Через несколько минут экипажу Аарона удалось погасить огонь и вернуться в свой «Центурион». Они поместили тело убитого связиста туда, где находилась боеукладка, и продолжили движение. Лейтенанты Шуали и Соломонов последовали за командиром.

Колонна бронетехники ушла, и шестеро разведчиков с подбитой бронемашины во главе с сержантом Шувалом остались в одиночестве. Они еще не знали, что им предстоит прятаться в песках около двух часов под пулеметным и минометным огнем. По счастливой случайности, никто не был ранен. Тщательно осмотревшись, сержант Шувал заметил, что на оборонительных укреплениях идут серьезные приготовления. Похоже, египетские солдаты наконец получили толковые приказы. Они принялись энергично готовиться к встрече новых гостей. Позднее от военнопленных узнали, что египтяне в Джеради имели приказ защищать позиции до последнего человека, до последней капли крови.

Одинокий джип ЦАХАЛа с дрожащей над ним антенной, напряженно ревя мотором, преодолевал подъем. Если машина перевалит через вершину, то окажется на опасном участке протяженностью в несколько километров. Сержант Шувал покинул укрытие и в самоубийственном броске ринулся на шоссе. Пулеметные очереди взрывали землю у его ног. Он выскочил на дорогу и отчаянно замахал руками. Джип резко затормозил, едва не сжигая об асфальт шины, и остановился всего в двух метрах от вершины, затем развернулся и подъехал к сержанту. На переднем сиденье находился комбриг Шмуэль; на коленях у него лежал автомат.

— Полковник, дальше ехать нельзя. Там очень опасно, — возбужденно воскликнул сержант.

Он рассказал комбригу, как колонна D-10 прошла Джеради и как египтяне перегруппировались и все-таки успели обстрелять ее хвост. Стало очевидно, что теперь проход перекрыт, и Шмуэль решил, что для прорыва потребуется, как минимум, две бригады.

Если бригада «D» не сможет самостоятельно пройти Джеради, то восемнадцать «Центурионов», один «Паттон» и несколько полугусеничных бронемашин и джипов будут отрезаны от главных сил без горючего и боеприпасов, и скоро египтяне соберут многократно превосходящие силы, чтобы стереть с лица земли авангард дивизии Таля. Полковник Шмуэль и генерал Таль, когда комбриг доложил ему о сложившейся обстановке, осознали: для них наступил самый критический момент войны.

Полностью осознавая огромный риск, генерал Таль принял решение и приказал бригаде «D»[111], которая тогда двигалась по пескам параллельно дороге на эль-Ариш, продолжая выполнять прежнюю задачу: блокировать дорогу Бир-Лахфан — эль-Ариш южнее эль-Ариша силами одного батальона, два батальона повернуть на север, чтобы атаковать противника на укреплениях Джеради с юга. Первоначальным планом бригаде «D» предписывалось прощупать вражескую оборону в Джеради, и если прорваться там будет трудно, объединиться с бригадой «М» для ночной атаки. Генерал хотел приступить к реализации этого плана тотчас же, но батальоны «М» застряли в песчаных дюнах. Они продвигались медленно, время же сейчас ценилось на вес золота; таким образом, «D» предстояло прорывать Джеради своими силами.

Через двадцать минут появился авангард батальона D-14. Головной танк остановился рядом с полковником Шмуэлем, который выбрался из джипа и пошел вдоль дороги без каски, словно вовсе не боялся смерти. Вид комбрига, идущего с непокрытой головой по передовой, воодушевил его людей. Командир передовой роты «Пат-тонов», лейтенант Авигдор Кахалани, приветствовал полковника сияющей улыбкой. В одном из головных танков находился майор Эхуд Элад. Шмуэль ввел его в курс дела, сообщив, что Джеради удерживает мощный контингент противника с противотанковыми орудиями, минометами и танками. Он проинструктировал Эхуда атаковать укрепленные позиции одновременно с дороги в лоб и через пески, обойдя с южного фланга. Для этого D-14 должен повернуть налево с дороги и пройти по пескам, за которыми, по всей вероятности, пролегают минные поля. Приказ осуществить обходной маневр был отдан. «Паттон» Кахалани шел первым во главе роты. Он свернул налево, съехал с дороги на пески и начал подниматься по склону. Песок становился глубже и глубже, и скоро водителю пришлось перейти на нижнюю передачу. Танкистов встретил плотный огонь предварительно пристрелянных противотанковых и полевых орудий, танков и минометов. Воздух наполнился свистом снарядов и мин. Снаряды падали в белый песок со злобным шипением, образуя вокруг себя уродливые белесые воронки.

Наконец «Паттон» Кахалани отъехал от дороги на 150 м. Он приказал водителю остановиться, чтобы осмотреться и определить местонахождение вражеских позиций, с которых вели огонь танки и противотанковые батареи. Но судьба не оставила ему на это времени. От прямого попадания противотанкового орудия его «Паттон» загорелся и мгновенно превратился в костер. Экипаж покинул горящую машину, и только Кахалани, окаменевший от потрясения, чувствовал, что не в состоянии шевельнуться. Наконец он колоссальным усилием воли подтянулся, наполовину вылез из люка и выполз на раскалявшуюся броню, а оттуда в горящей форме скатился на землю. Собрав всю силу воли, обожженными руками он принялся забрасывать себя песком, пока не погасил одежду. Обстрел становился сильнее, и «Паттоны» вступили в перестрелку. Кахалани просигналил им не останавливаться и не превращать себя в легкие мишени. Спотыкаясь, он в дымящихся лохмотьях, из-под которых виднелись следы ожогов, заковылял к еще не оказавшимся под огнем противника танкам. Когда он взобрался на «Паттон» лейтенанта Илана, рубашка и пояс на Кахалани опять занялись. Илан отправил его в боевое отделение и, велев заряжающему потушить на нем одежду, закрыл люк, а затем приказал водителю на максимальной скорости возвращаться на дорогу. Водитель повел машину зигзагами, задним ходом и остановился рядом с полугусеничной бронемашиной командира бригады. Кахалани все еще тлел, лейтенант Илан стянул с него одежду, оставив только ботинки, а затем помог влезть в один из джипов разведгруппы, пришедших с D-14 и занимавшихся эвакуацией раненых. Никто не верил, что Кахалани выживет, и были поражены, когда он вдруг одарил их ослепительной улыбкой — улыбка осталась единственным, что не пожрало пламя.