Тяжело в учении - Елена Тебнёва

— Не мог, — выдохнул Лион. — Он стребовал с меня страшную клятву, что я не открою тебе правду. Несмотря ни на что, Всеслав понимал — со мной ты в полной безопасности. Единственное, чего он боялся, — что я заберу тебя. По законам Ривалэйна я имел на это право. И сам себя лишил его. Хотя… мне некуда было забирать тебя.

— Выходит, вы нарушили клятву? — стараясь не зацикливаться на правах, спросила я. Голова гудела, как растревоженный пчелиный улей, и единственное, что сейчас хотелось — так это выбежать вон, а потом… проснуться.

— Нарушил. Но лишь потому, что незнание сейчас для тебя опаснее знания. Всеслав не захотел этого понять. Ухватился за глупое предсказание, не поняв его смысла…

— И каков же его смысл? Вы должны помочь мне?

— Не я. Нарис. До восемнадцати лет ты должна пройти посвящение, только тогда можно будет считать, что ты под его покровительством. Возможно, именно это и увидел ваш астролог. Ргеону для срыва печатей нужен непосвященный потомок Нариса. Он похитил тебя, чтобы проверить, подходит ли твоя кровь, но фея испортила ему всю игру. Теперь он думает, что ты не относишься к роду Нариса, но я бы не стал надеяться, что его заблуждение продлится слишком долго.

— Отец… не знает?

— Знает. Но не верит. Он боится, что ты уйдешь. Что я отниму тебя.

Бесья круговерть! Не получилось не зациклиться! Вот, значит, как. Лион имел право забрать меня. Забрать из дома, где я не чувствовала себя нужной и любимой, рассказать все о маме, чтобы я не винила себя в ее побеге, научить контролировать и использовать свою силу. Он имел право это сделать. Но не сделал. Не смог. Или не захотел? На последней мысли в моей голове что-то щелкнуло и окончательно замкнуло.

Я встала и на будто одеревеневших ногах подошла к Двери, которая, к ее чести и моему счастью, даже не попыталась исчезнуть.

— Виорика!.. — растерянно окликнул меня Лион, но я не обернулась — лишь помотала головой, вцепившись в ручку, и открыла Дверь.

И, только захлопнув ее, поняла, что стою посреди своей комнаты, причем в гордом одиночестве.

Отлично. Говорят, что порой подушка — лучшая подруга. Проверим?

Рухнув на кровать, я зарылась лицом в подушку и разрыдалась.

Ромашки были крупными, с ярко-желтыми сердцевинами и белыми длинными лепестками, удивительно прохладными и шелковистыми. Горьковато-сладкий аромат наполнял жаркий воздух, звенящий от стрекота кузнечиков; казалось, что так пахнет само солнце… Я потянулась, глядя сквозь ресницы в высокое, пронизанное золотым солнечным сиянием небо, по которому лениво плыли похожие на взбитые сливки облака. Хорошо-то как. Вот так просто лежать на траве и ни о чем не думать. Словно и нет никаких проблем. Ах, если бы!..

Все эти дни я будто и не жила вовсе. Оборвалось что-то в душе. Что-то важное, прежде прочно связывающее с жизнью. Экзамены прошли мимо меня — ни волнений, ни каких-то иных эмоций я не испытывала. Просыпалась, шла в аудиторию, вытаскивала билет и что-то говорила. И меня совершенно не заботили оценки. Да хоть «неуд»! Вылечу из Школы? Отлично! Не очень-то и хотелось. Но и дома в таком случае даже ноги моей не будет. Напрошусь к Лису в Дубравы, он не откажет, да и остальные эльфы обрадуются взывающей, пусть даже толком и не обученной. Выделят тихий домик, где никто меня не найдет… Все, хватит игр. Кукла ожила, и ей надоело быть опутанной нитями лжи и долга марионеткой: дернут за одну ниточку — послушная дочь, потянут за другую — усердная ученица… Надоело! Видеть их всех не могу. А ведь приходится…

Нет, Лион не делал попыток поговорить, он даже не подходил ко мне, но у него был такой страшный взгляд, что я старалась глаз при случайной встрече не поднимать. Я сама себе ужасалась, но хотелось сделать ему больно. Так же, как было больно мне все эти годы, когда я думала, что никому не нужна, а он — он всегда был рядом, но ни разу не дал понять, что я не одна.

Я злилась и на отца. Он повел себя как собака на сене — и Лиону не отдал, и сам не воспитывал. Лучше бы поступил по законам Ривалэйна. Лучше для всех. Отец не видел бы меня, Лион получил бы возможность опекать в открытую, а я никогда не узнала бы, что такое одиночество среди себе подобных.

Возможно, глупо было лелеять обиды, возможно, следовало попытаться понять и принять, но во мне не к месту взыграло знаменитое ослиное упрямство Святогорских, заглушив робкие доводы разума, зато позволив обиженному сердцу вволю наплакаться.

Славояру его молчание тоже с рук не сошло. Прибывший на следующий день после знаменательного разговора дядюшка был пожалован медным тазом в лоб и благоразумно не стал испытывать судьбу, то есть караулить под дверью разъяренную меня. Кажется, Ланку моя отговорка семейными неурядицами не столько успокоила, сколько испугала…

Да что уж там, меня мое поведение и саму пугало. Я чувствовала себя преданной и оттого несчастной — забытое, казалось бы, ощущение, от которого хотелось плакать или сотворить что-нибудь такое, чтобы, расхлебывая последствия, напрочь забыть обо всем остальном.

Я проводила взглядом особо причудливое облако, напомнившее сказочный замок, перевернулась на живот и почти уткнулась носом в начищенные до блеска сапоги.

— Попалась! — зловеще раздалось над головой, а мгновением позже, бессовестно примяв цветы, рядом растянулся Рэмион. — Куда собралась? — вовремя цапнул он меня за руку, и я недовольно плюхнулась обратно на траву.

— Надо!

— Мне тоже надо, так что посидишь, — хмыкнул женишок, срывая ромашку и задумчиво качая ею. — Что с тобой происходит?

— А что со мной происходит? — наивно переспросила я, склонив голову набок.

— Вики, — приподнялся Рэм, глядя на меня без тени улыбки, — ты меня за дурака держишь? Ты с Живениного дня сама не своя. Лион — тоже. Чего вы не поделили?

Я досадливо поморщилась. Везти вечно не может — как ни бегала я от Рэма, а все равно попалась. И что теперь говорить? Что мы не поделили мою жизнь?

— Понятно. — Не дождавшись ответа, Рэмион легко поднялся и протянул мне руку. — Идем!

— Куда? — вяло поинтересовалась я.

— Для начала — пить кофе. И есть шоколад, молочный, с орехами, как ты любишь. А потом… Потом — в «Чашу знаний», там сегодня праздник будет.

— По какому поводу?

Рэм присвистнул, глядя на меня с жалостью:

— Ну ты даешь, подруга! Вообще-то сессия закончилась, и пережившие ее студенты жаждут отрыва! Тебе Лана ничего не говорила?

Я пожала плечами. Лана много чего говорила. Другое дело, что я ее не слушала… Не до того было. И сейчас — не до того. Не нужны мне никакие праздники, и вообще…

Резкий рывок вернул в реальность — уставший ждать Рэмион попросту сцапал меня за шкирку и поставил на ноги.