Седьмая жена - Игорь Ефимов

И вот они идут по проходу между библиотечными столами. Две женщины. Дороже которых нет для него никого на свете. Широкий комбинезон болтается на исхудавшей Голде, волосы подстрижены пушистым шариком. Предсказывал он ей когда-нибудь, что в будущей жизни ей предстоит стать сусликом? Настороженно замершим у своей норки, тревожно озирающимся, готовым исчезнуть при малейшем шевелении травы? Точно так, как она замерла сейчас при виде него?

– Это мой отец, – негромко сказала она.

– Да, – сказала Мелада.

– Как он сюда попал?

– Он приехал повидаться с тобой.

– Как он узнал, что я здесь?

– Он искал тебя. Ему было нелегко, но он нашел.

– Могу я поздороваться с ним?

– Конечно.

– Хай, дэд.

– Хай, Голда.

– Могу я обнять его?

– Да.

Кожура комбинезона нехотя смялась под его ладонями. Почему ему раньше не приходило в голову, что по-английски слова «талия» и «утрата» звучат одинаково? А как называется по-русски эта цепочка бугорков, которая скользит сейчас под его пальцами? Спинные колокольчики? И правда – вот-вот зазвонят. Ему показалось, что она слегка дрожит.

– Мне бы хотелось поскорее начать работу, – сказала Голда, высвобождаясь и оборачиваясь к Меладе.

– Ты не хочешь ничего узнать о матери? о брате? о деде с бабкой? – спросил Антон.

– Может быть, позже. В обеденный перерыв. У меня будет обеденный перерыв?

– Конечно.

– Мне сказали, что задание очень ответственное. Не, хотелось бы ударить в грязь лицом. Мы и так потеряли много времени на дорогу от лагеря.

– Хорошо, – сказала Мелада. – Ты можешь начать с этой полки. С буквами «А» и «Б» у тебя не будет трудностей – они занимают одинаковые места в русском и английском. Но что делать дальше? «Вэ» или «си»? Тут придется поломать голову.

– Я справлюсь. Только… Последний вопрос… Здесь довольно жарко. Могу я расстегнуть верхнюю пуговицу на блузке?

– Да. И я не думаю, что на это нужно специальное разрешение.

– Что вы!.. Обязательно. Форма одежды – важнейший параграф внутреннего устава.

Голда подвинула к полкам маленькую стремянку, забралась на нее, потянулась к книжным корешкам. Антон подумал, что даже в тот день, когда она упала с велосипеда и он, отирая ей кровь с лица, несся с ней в больницу и держал ее за руку, пока хирург зашивал ей разорванную губу, он не испытывал к ней такой щемящей жалости.

– Теперь вы видите? – тихо сказала Мелада.

– Да.

– Вы должны увезти ее.

– Но как?

– Есть люди, которым нравится, чтобы за них все решали другие. Или устав. Один для всех. Таким в этом лагере очень хорошо.

– Если я обращусь к вашим властям, они опять придумают какую-нибудь отговорку.

– Но есть слишком самостоятельные. Вы рассказывали, что в детстве она всегда требовала: «Сама», «Я сама». Таким там очень нелегко. Она пытается себя переломить, но добром это не кончится.

– Я пригрожу сообщить всю историю газетам. Скандал может попасть на первые полосы.

– Вряд ли это поможет. И потом, ваша Голда останется на всю жизнь с клеймом беглеца-неудачника. Всегда будет под подозрением. Нет, нужно все сделать тихо. Ведь теперь вы все про нее узнали – где она, чем занимается. Она засвечена. Нет смысла держать и прятать. Я знаю нужных людей, которые могут помочь. Даже мой директор в «Интуристе». Если сам не поможет, подскажет, к кому нужно пойти наверху. Если хотите, я могу позвонить ему прямо сейчас.

– Да, пожалуйста.

– Заведующая разрешила мне пользоваться ее телефоном. А вы побудьте с дочерью. Сколько лет вы с ней не виделись? Три года? Хорош отец. Десять раз подумаешь, оставлять ли ребенка от такого.

Она вышла.

Антон осторожно приблизился к Голде. Каким образом наморщенный лоб может помочь в решении трудных жизненных задач? Улучшается кровоснабжение мозга? Или старческие морщины автоматически добавляют старческой умудренности? А эта манера – чуть потрясти головой, не соглашаясь с собственными мыслями, – от кого она подцепила ее? Кажется, у жены-1 в студенческие годы был похожий жест. Но потом пропал. Когда она научилась во всем с собой соглашаться. А спорить только с ним, с Антоном.

– Могу я тебе помочь?

– По уставу это не разрешено.

– Но хотя бы подержать снятые книги. Ты можешь использовать меня как неодушевленный книжный шкаф.

– Трудности начались гораздо раньше, чем я ожидала. Уже с буквы «А».

– Это можно было предвидеть.

– Ясно, что Генри Адамс должен идти после сборника Кобо Абэ. Потом я поставлю сказки Андерсена. Но куда пойдет Айзек Азимов? По английскому алфавиту он должен стоять в конце полки «А». А по русскому – в середине.

– Мы все очень волновались первые три дня. Мать, я, дед Козулин. Пока нам не позвонили из посольства.

– Но и дальше не легче. Смотри – тут у них книги Олдингтона, Олдриджа, Джейн Остин. По-русски они все вообще начинаются на «О». А вот еще вынырнул Кингсли Эмис. Этого-то куда?

– Отложи его пока в сторону. Пабло-Педро и Линь Чжан передают тебе привет.

Суслик у норки испуганно вскинул голову, огляделся, раздувая ноздри.

– Они согласились плыть со мной. Мы приплыли на дедовой яхте. На «Вавилонии». Ты могла прочесть о нас в газете.

Она достала из кармана комбинезона огрызок карандаша, быстро написала что-то на библиотечной карточке, протянула ему.

«Не надо называть имен».

– Мы ни от кого ничего не скрываем. Меня очень хорошо встретили в Ленинграде. Наши деловые предложения приняты с восторгом. Как видишь, мне даже дали персональный автомобиль и переводчицу.

Голда снова взялась за карандаш.

«Не доверяй ей! – прочитал Антон. – У нее спрятан микрофон!»

В ответ на его недоверчивый взгляд она энергично закивала и несколько раз ткнула себя пальцем – «Вот здесь, вот здесь!»

Антон хотел сказать, что она ошибается. Что там у Мелады нет никакого микрофона и он имел возможность убедиться в этом своими глазами и своими руками не далее, чем сегодня утром, когда они остановились на короткий привал в лесу. Но передумал. Лучше для виду во всем соглашаться. Он перевернул карточку и написал:

«Ты хотела бы вернуться домой?»

Она задумалась. Потом долго писала что-то в ответ. Он прочел:

«Я разучилась думать так далеко вперед. Только на час, на два. Самое большее – до конца дня. Дальше нет смысла. Потому что всегда может загореться надпись и поменять все роли».

– Тебе нечего бояться, – тихо сказал Антон. – Я говорил с людьми из Агентства. Они поклялись, что ничего не имеют против тебя. Может быть, зададут несколько вопросов. И это все.