Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс

III

В феврале 1933 г. Германия снова оказалась в центре избирательной лихорадки. Накануне выборов в рейхстаг партии вели яростные избирательные кампании, что было одним из условий Гитлера при принятии должности рейхсканцлера 30 января. Голосование должно было пройти 5 марта. Гитлер при всяком случае в ходе кампании провозглашал, что главным врагом нацистского движения был марксизм. «Я никогда, никогда не откажусь от своей цели уничтожить марксизм… Может быть только один победитель: либо марксизм, либо немецкий народ! И победит Германия!» Он, разумеется, имел в виду коммунистов и социал-демократов. Воинственная риторика Гитлера в обстоятельствах начала 1933 г. поощряла штурмовиков брать закон в свои руки. Однако эта агрессия была обращена далеко не только на левых, но и на всех других бывших или действующих сторонников веймарской демократии. 10 февраля 1933 г. он сказал, что движение будет «нетерпимо к любому, кто согрешит против нации»[770]. «Я повторяю, — говорил Гитлер 15 февраля, — что наша борьба против марксизма будет безжалостной, и любое движение, ставшее союзником марксизма, будет уничтожено вместе с ним»[771].

Эта угроза была высказана в Штутгарте в речи, посвященной яростной критике президента земли Вюртемберг, Ойгена Больца, который заявил, что новое правительство рейха является врагом свободы. Больц, утверждал Гитлер, не предпринял никаких шагов, чтобы защитить свободу нацистской партии, когда та подвергалась гонениям в его земле в 1920-х. Он продолжал:

Центристская партия, как и коммунисты и социал-демократы, относительно не пострадала от выборных успехов нацистов, поэтому она стала еще одной главной мишенью для запугивания в избирательной кампании. В скором времени она начала испытывать влияние государственного террора так же, как и социал-демократы. Уже в середине февраля двадцать газет центристской партии были запрещены за критику нового правительства, в ряде областей властями были запрещены публичные собрания, а также прокатилась волна отставок и отстранений госслужащих и управляющих, которые были членами центристской партии, включая начальника полиции Оберхаузена и министериаль-директора в прусском министерстве внутренних дел. Речь Генриха Брюнинга с осуждением этих отставок породила яростные нападения штурмовиков на выборные собрания Центристской партии в Вестфалии. Бывший рейхсминистр Адам Штегервальд был избит коричневыми рубашками на митинге центристской партии в Крефельде 2 февраля. Одна местная партийная газета за другой попадали под запрет или лишались своих офисов, которые разносились бесчинствующими бандами штурмовиков. Совершались нападения на местные отделения партии, изымались запасы избирательных листовок, и делали это не только люди из CA, но и политическая полиция. Епископы молились о мире, пока партия взывала к конституции и в патетическом исступлении, ясно показывавшем ее политическое банкротство, призывала электорат голосовать за восстановление давно дискредитированного правительства Брюнинга[773].

Гитлер притворился, что обеспокоен этими инцидентами, и 22 февраля, после того как центристская партия выступила с протестом против этих событий, заявил: «Провокационные элементы под личиной партии пытаются дискредитировать национал-социалистическое движение, нарушая и громя, в частности, собрания центристской партии. Я жду, — строго говорил он, — что все национал-социалисты отвернутся от этих провокаций со всей присущей им дисциплиной. Враг, которого предстоит победить 5 марта, — это марксизм!» Однако вместе с этим прозвучала угроза «заняться центром», если он поддержит марксизм на выборах, так что, учитывая яростную критику Больца Гитлером менее двух недель назад, было понятно, что насилие продолжится[774]. И пока коричневые рубашки разворачивали эту кампанию насилия на местах, Гитлер с лидерами нацистов в своих оговорках давали понять, что предстоящие выборы станут последними и что независимо от того, что произойдет, Гитлер не уйдет с поста канцлера. «Если мы однажды придем к власти, — говорил он в публичном обращении 17 октября 1931 г., — мы будем за нее держаться, и да поможет нам Бог. Мы не позволим им снова забрать ее у нас»[775]. Результаты выборов, заявил он в феврале 1933 г., не окажут влияния на программу его правительства. «Нас не отпугнет, если немецкий народ оставит нас в этот час. Мы будем делать то, что должно, чтобы защитить Германию от падения»[776].

В других случаях он выражался более осторожно, но и менее правдоподобно, утверждая, что всего лишь хотел обеспечить себе четыре года для реализации своей программы и что в 1937 г., когда подойдет срок следующих выборов в рейхстаг, немецкий народ сможет решить, удалась ли эта программа. Он подчеркнул суть этой программы в длинной речи, которую произнес перед огромной аудиторией в Берлинском дворце спорта 10 февраля в атмосфере экстатического обожания. Имея теперь в своем распоряжении все государственные ресурсы, партия украсила зал флагами со свастикой и транспарантами с антимарксистскими лозунгами. Радио передавало слова Гитлера на всю страну. Национальный гимн, выкрики «Хайль!» и восторженные приветствия и возгласы предшествовали речи и звучали все громче, когда Гитлер выходил на арену. По обыкновению Гитлер начал медленно и тихо, чтобы завладеть сосредоточенным вниманием гигантской аудитории, вспомнил историю нацистской партии и мнимые преступления Веймарской республики с 1919 г. — инфляцию, обеднение крестьянства, повышение безработицы, крах нации. Что собиралось предпринять его правительство, чтобы изменить это тяжелое положение? В своем ответе на этот вопрос он избегал принимать на себя какие-либо конкретные обязательства. Он торжественно заявил, что не собирается давать «дешевых обещаний». Напротив, он объявил, что его программа состояла в возрождении немецкого государства без иностранной помощи «в соответствии с вечными законами, действительными в любое время» и что это возрождение будет связано с людьми и землей, а не в с классовым делением общества. Еще раз он нарисовал пьянящую перспективу объединенной Германии, нового общества, которое смогло преодолеть классовую и религиозную разобщенность последних четырнадцати лет. Рабочие, провозглашал он, будут освобождены от чуждой идеологии марксизма и вернутся к национальной общности со всей немецкой расой. Это была «программа национального возрождения во всех сферах жизни».