Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке - Борис Григорьев

Маршал Наполеона Ж. Б. Бернадот, князь Понте-Корво, потом король Швеции Карл XIV Юхан (1763–1844), не входил в число агентов, завербованных Чернышёвым, но они, по всей видимости, «пересекались» на светских раутах и знали друг друга. Известно, что летом 1810 года, когда Швеция осталась без наследника, Понте-Корво встречался с русским разведчиком, и о первой такой встрече Чернышёв доложил в Петербург канцлеру Н. П. Румянцеву. Согласно этому отчёту Бернадот, ещё не получив для себя никакого приглашения от шведов и имея в виду предстоящие выборы наследника трона в Швеции, сказал:

«Я буду говорить с Вами не как французский генерал, а как друг России и Ваш друг. Ваше правительство должно всеми возможными средствами постараться воспользоваться этими обстоятельствами, чтобы возвести на шведский престол того, на которого оно могло бы рассчитывать. Такая политика правительства тем более для него необходима и важна, что, если предположить, что России придётся вести войну либо с Францией, либо с Австрией, она могла бы быть уверенной в Швеции и совершенно не опасаться, что та предпримет диверсию в пользу державы, с которой России придётся сражаться. Она извлечёт неизмеримую выгоду от того, что сможет сосредоточить все свои силы в одном месте».

Уже в этой первой беседе Бернадот недвусмысленно намекает Чернышёву на свою кандидатуру в качестве претендента на шведский трон и на то, что Россия могла бы на него рассчитывать. Потом князь сделает вполне однозначные и конкретные обещания в случае избрания на шведский трон проводить дружественную по отношению к России политику и попросит русского царя поддержать его кандидатуру.

Встреча Чернышёва с будущим королём Швеции великолепно вписывалась в общий план Александра I, направленный на нейтрализацию в будущей войне возможных союзников Наполеона (Австрии, Пруссии, Швеции и Турции) и привлечению их в свой лагерь. В многозначительном письме своей матери, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, отправленном накануне Эрфуртской встречи в 1808 году, Александр I писал, что мир и союз с Наполеоном — это всего лишь отсрочка для решения принципиальных разногласий между Францией и Россией. Россия вошла на некоторое время в согласие с взглядами Наполеона, чтобы использовать его для «увеличения наших сил и средств». «Но работать в этом направлении, — завершал письмо император, — мы должны в глубоком молчании, а не кричать на площадях о наших приготовлениях, о нашем вооружении и не греметь против того, кому мы не доверяем». Можно что угодно говорить о способностях Александра I как администратора и полководца, но дипломатом он был отменным. В отношении Швеции его тайная дипломатия, как мы видим, увенчалась полным успехом. Чернышёв немедленно выполнил просьбу Понте-Корво и проинформировал царя о настроении Бернадота, а Александр I уверенно поддержал его кандидатуру в шведские короли.

Итак, Наполеон, полагая, что Швеция у него уже в кармане и что, как только он начнёт войну с Россией, шведская 45-тысячная армия высадится на восточном берегу Финского залива и займёт Петербург, со спокойной совестью «отпустил» Бернадота в Швецию. О том, что князь Понте-Корво собирался проводить по отношению к восточному соседу дружественную политику, никто не знал и не предполагал.

И ещё один факт, на который, возможно, никто тогда не обратил внимания: 23 июня (5 июля) 1810 года чиновник надворного суда в Обу (Турку) Ю. П. Винтер, занимавшийся по указанию русского генерал-губернатора Финляндии Ф. Ф. Штейнгеля сбором сведений о событиях в соседней Швеции, в тайном сообщении докладывал по инстанции: «Все в Стокгольме заявляют о своей принадлежности к профранцузской партии и считают почти уже решённым делом, что Бернадот будет престолонаследником». Получив уведомление о беседе А. И. Чернышёва с князем Понте-Корво, царь, по всей видимости, проинформировал о ней своего посла в Стокгольме генерала и барона Пауля К. фон Сухтелена, а тот, зная о мечтаниях шведских военных заполучить в короли кого-нибудь из наполеоновских маршалов, мог «подстроиться» к этим настроениям.

Александр I во время всех этих событий вёл себя так же подозрительно спокойно и безынициативно. Для отвода глаз, для маскировки он официально предложил в кронпринцы Швеции свояка принца Петера Георга Ольденбургского, но тайно сделал ставку на князя Понте-Корво и ждал, чем всё это закончится. Других козырей у него на руках в это время не было. Поэтому, учитывая негативное отношение шведов к Фридрихсхамнскому (Фридриксгамскому) миру, закрепившему Финляндию за Россией, царь дал указания своему послу в Стокгольме Сухтелену в шведские события никоим образом не вмешиваться, ибо вмешательство могло только повредить делу. В конце июля 1810 года канцлер Н. П. Румянцев в депеше Сухтелену повторил инструкции царя: «Его Величество будет доволен Вами, генерал, если Вы будете обрисовывать картину постепенно и с точностью, но он повелел мне напомнить Вам, что интересы его дела требуют, чтобы он был осведомлён и ознакомлен со всем, однако ж без малейшего прямого или косвенного участия Вашего превосходительства в том, что должно произойти».

И правда: зачем было послу суетиться и показывать «русские уши» в деле, которое уже было сделано? Иначе трудно вообразить, чтобы русская дипломатия повела себя пассивно в таком важном для неё вопросе, как выборы наследника шведского трона! Если надворный советник Винтер в финском городе Обу уже располагал сведениями о том, что Бернадот будет выбран наследником, то уж посол России в Стокгольме наверняка знал больше его.

Оставалось только ждать.

Свою дипломатическую карьеру в Стокгольме в этот же период начинал Дмитрий Николаевич Блудов, заменявший Бернадоту отсутствовавшего Сухтелена. Впоследствии Д. Н. Блудов занимал пост посла в Лондоне.

Дипломатическая разведка или разведывательная дипломатия Александра I продолжала повсеместно развиваться.

Супруга посла в Лондоне княгиня Дарья (Доротея) Христофоровна Ливен, урождённая Бенкендорф, окружённая таинственным ореолом неразгаданных секретов, недоказанных предположений и скороспелых выводов, не только замещала своего супруга на дипломатическом поприще, но проявила себя мастером агентурной разведки[139]. Княгиня Дарья Христофоровна, пройдя с мужем азы дипломатии в Берлине, развернула в Лондоне бурную деятельность: она открыла там блистательный светский салон и привлекла в него элиту британской нации и весь цвет дипломатического корпуса. Не блиставшая особой красотой, высокого роста, с прямым станом и длинноватой шеей, худая и гордая, она, тем не менее, обладала какой-то особой привлекательностью и прелестью, выражавшейся в её огненно-чёрных глазах. Расчётливая и эгоистичная, с характером прямым и правдивым, она отличалась постоянством своих привязанностей, а отсутствие настоящей сердечности компенсировала большой чувственностью.