Адмирал Эндрю Каннингхем - Дмитрий Лихарев

С 10 февраля штаб Каннингхэма в городе Алжире работал не покладая рук над составлением подробного плана военно-морской части операции «Хаски» и воплощение его в подробные оперативные приказы. Первоначальный план предусматривал одновременные высадки десанта в двух местах — на западном и юго-западном побережье Сицилии. В западном секторе высаживались американцы под командованием Бернарда Монтгомери. Работа военно-морских штабистов крайне осложнялась из-за разногласий между генералами, которые то и дело требовали вносить в план изменения, и нередко весьма существенные. Окончательный общий план, на основе которого можно было составлять детализированные приказы, появился только в начале мая, когда до операции оставалось всего 2 месяца.

Одновременно на повестку дня встали и более глобальные вопросы. Проблема заключалась в том, что у операции «Хаски» отсутствовала конечная стратегическая цель. Выключение Италии из войны не столько облегчало, сколько усложняло союзникам выполнение их главной задачи. Маршалл неоднократно говорил Эйзенхауэру, что решающий удар Германии можно нанести только на континенте, и только из Англии. И этот удар можно нанести раньше, если после Сицилии новых наступательных операций в Средиземноморье не будет.

В мае в Вашингтоне для обсуждения этой проблемы собрался Объединенный Комитет Начальников Штабов. Участники спорили две недели. В конечном итоге начальники штабов согласились начать высадку в Европе через Ла-Манш в 1944 г., но решения о том, что делать в Средиземноморье после Сицилии не приняли. Это решение оставили за Эйзенхауэром. Свертывание наступательных операций в Средиземноморье категорически не устраивало Черчилля. По окончании совещания в Вашингтоне премьер-министр немедленно помчался в Алжир, чтобы убедить Эйзенхауэра наступать в Италии. 28 мая самолет Черчилля приземлился на аэродроме Мэйзон Бланш. Его сопровождали Алан Брук, английские штабные офицеры, а также Маршалл. Черчилль настоял на его приезде, завершая спектакль «начальство обхаживает подчиненных».

Премьер-министр со своей свитой «оккупировал» виллу Каннингхэма, так что адмиралу со своим штабом пришлось перебраться на крейсер, стоявший в гавани. Черчилль пробыл в Алжире неделю. Все это время премьер говорил не переставая. Он не хотел вторжения в Сардинию, ему нужна была Италия. Сардиния — это «всего лишь удобство», а Италия будет «главной кампанией». Слава придет со взятием Рима, которое будет «величайшим достижением» и достойным завершением одиссеи 8-й армии.

«Премьер-министр вчера вечером рассказывал свою историю три раза тремя различными способами», — жаловался Эйзенхауэр 30 мая. В тот же вечер Черчилль позвонил после ужина и попросил разрешения прийти. Было почти 11 часов вечера, и Эйзенхауэр хотел спать. Он весьма недипломатично сказал, что устал от повторения одного и того же. Но Черчилль настаивал, и генералу пришлось уступить. Премьер приехал 15 минут спустя и проговорил 2 часа подряд. Адъютанту Эйзенхауэра в конце концов удалось, по существу, выставить его.

В противоположность Черчиллю. Маршалл не хотел ни Сардинии ни Италии. Он настаивал, чтобы Эйзенхауэр уходил из Средиземного моря сразу после взятия Сицилии. Маршалл не доверял англичанам и сомневался в их решимости форсировать Ла-Манш. В этом он был прав. Однажды Алан Брук доверительно сообщил Эйзенхауэру, что союзникам следует ограничиться блокадой Германии с моря и воздуха, а наземные бои оставить русским. Он считал, что в Северо-Западной Европе союзникам придется сражаться в крайне невыгодных условиях и «понести громадные и бесполезные потери». Поэтому они должны ограничиться боями в Италии.

Крест общения с премьер-министром пришлось нести и Каннингхэму. Перед самым приездом Черчилля адмирал Годфруа в Александрии выразил согласие передать свою эскадру в подчинение Жиро и сражаться на стороне союзников. Несколько его эсминцев совершили переход через Средиземное море и присоединились к английским кораблям в Алжире, а его крейсеры и линкор «Лорэйн» ушли вокруг Мыса Доброй Надежды в Дакар. По этому поводу в беседе с премьером Каннингхэм напомнил ему строфу из предпоследней главы Экклезиаста: «Пусти свой хлеб вниз по реке, и он вернется к тебе спустя много дней». По словам Каннингхэма, его невинная ремарка «была воспринята плохо».

С открытием Средиземного моря для союзного судоходства оставались еще острова Пантеллерия, Линоса и Лампедуса, на которых стояли итальянские гарнизоны. Линоса и Лампедуса особого значения не имели, но Пантеллерия, расположенный примерно в 150 милях к северо-западу от Мальты, занимал ключевую позицию в Сицилийском проливе. Он имел почти такие же размеры, как остров Уайт, гористый ландшафт и маленькую бухту на северо-западном побережье, пригодную только для малых судов. На Пантеллерии разместились значительный гарнизон, небольшой аэродром и радарная установка. Союзники считали, что остров сильно укреплен. Правда, когда к нему приближались английские корабли, а это случалось достаточно часто, их никто всерьез не беспокоил. Находились пессимисты, считавшие Пантеллерию Гибралтаром в миниатюре, утыканным артиллерийскими орудиями и способным отразить любую лобовую атаку. Они категорически возражали против попыток захватить его.

Каннингхэм не разделял столь преувеличенного мнения об итальянской обороне. Значение Пантеллерии для союзников в связи с предстоящей операцией «Хаски» не вызвало сомнений. Остров занимал господствующую позицию в центре Сицилийского пролива и истребители, действуя с его аэродрома, могли обеспечить надежное авиационное прикрытие над некоторыми сицилийскими пляжами, где планировалось высадить десант. Эйзенхауэр, несмотря на возражения многих, безоговорочно поддержал Каннингхэма в вопросе о необходимости захвата Пантеллерии. План операции был достаточно простым. Он предусматривал «размягчение» оборонительных рубежей противника путем бомбежек и обстрела с моря в течение нескольких дней. После чего предстояла высадка десанта в маленькой бухте — единственном пригодном для этого месте. Для захвата острова планировалось задействовать целую пехотную дивизию.

Вторжение было назначено на 11 июня. В течение нескольких предшествующих дней авиация беспрерывно осыпала Пантеллерию бомбами, а 4 крейсера и сопровождавшие их эсминцы обстреливали береговые батареи. 8 июня Эйзенхауэр, Каннингхэм и офицеры штаба флота погрузились на «Орору» и в тот же день отбыли к Пантеллерии. У острова их уже поджидала эскадра в составе легких крейсеров «Ньюфаундленд», «Орион», «Пенелопе», «Юриалес» и 8 эсминцев. Накануне у Эйзенхауэра возникли некоторые трудности с Черчиллем, который рвался отправиться вместе с ними. Никакие уговоры на предмет того, что его жизнь представляет слишком большую ценность для союзных держав, чтобы подвергать ее ненужному риску, не имели успеха. К большому облегчению Эйзенхауэра и Каннингхэма 5 июня премьер-министру пришлось срочно возвратиться в Англию. «Думаю, он до сих пор злится на нас», — вспоминал Каннингхэм, — «что ему не позволили посмотреть бой, до чего он всегда был слишком большим охотником».

10 июня, за день до вторжения командование решило провести генеральную репетицию. В 10.30 5 крейсеров начали обстрел острова. «Орора» принимала в бомбардировке самое деятельное участие, ведя огонь с дистанции около 7 км. При этом Каннингхэм находился в центральном артиллерийском посту и лично корректировал стрельбу. Противник отвечал вяло, итальянские снаряды ложились с большим разбросом. Впоследствии союзники узнали, что итальянский центр управления артиллерийским огнем оказался полностью уничтоженным в первый же день. Зато из 54 (!) артиллерийских батарей, имевшихся на острове, полностью удалось уничтожить только 2.