Сердце морского короля - Дана Арнаутова

— А у меня все готово, — невозмутимо сообщила Леавара. — Только переодеться осталось. И крашусь я быстрее, чем ваша прислуга тинкалу с кухни приносит. Поэтому сейчас будем заниматься вами. Снимайте все!

Джиад молча стянула рубашку и штаны. Нагрудную и набедренную повязку она под водой давно не носила, но иреназе, кажется, что-то под тунику иногда надевали…

— Ой, вам это точно не нужно! — отмахнулась Леавара в ответ на ее вопрос. — Я такой высокой и крепкой груди никогда не видела! Вам ее н поддерживать надо, а подчеркивать!

Она оглядела обнаженную Джиад с искренним восхищением и жадностью художника, которому дали чистый холст и краски, а потом сняла с крючка в стене подготовленную с вечера тунику и встряхнула ее в руках, расправляя.

— Надевайте!

Ало-золотой тяжелый шелк заструился в ее руках, Джиад неловко от волнения поймала подол и немедленно в нем запуталась. Ей казалось, что туника короткая, а это почти платье!

— Вы ее что, даже не мерили? — простонала Леавара. — Мать Море, первый раз вижу такую избранную! Давайте помогу! Эруви, придержи!

Джиад проскользнула в колыхание складок, и шелк обнял ее грудь и плечи, прильнув к ним плотно, но не сковывая движений. Обрисовал грудь и талию, бесстыдно подчеркнул бедра. Странно, ведь замшевые штаны облегали ее тело так же тесно, не скрывая очертаний, но почему именно в шелковой тунике Джиад показалась себе почти обнаженной? Пожалуй… Даже совсем без одежды она не смотрелась бы так откровенно.

В огромном зеркале, слегка помутневшем от времени и морской воды, но все еще неплохо отражающем, Джиад видела стройную девушку, не похожую на стража Малкависа решительно ничем. Однажды она уже преобразилась так в день гонок на Арене, но тогда была хотя бы в штанах. А сейчас туника облегала ее ноги до коленей, и обнаженные лодыжки с босыми ступнями выглядели так непривычно!

— Золото и рубины, — сказала Леавара, подбирая ее волосы и несколькими быстрыми взмахами гребня расчесывая их. — Только не на руки! Сегодня ваши руки для обручального браслета! Все остальное на них лишнее.

Ее слова отозвались где-то внутри сладким предвкушением, а ловкие нежные пальцы иреназе тем временем укладывали волосы Джиад в мягкие локоны. На висках Леавара заколола их длинными шпильками, приподняв, и лицо оказалось открыто, как и шея, но сзади отросшие пряди падали на спину густой волной, и Леавара с Эрувейн в четыре руки быстро усыпали их золотыми и рубиновыми бусинами, что крепились прямо на волосы.

Серьги, тоже из рубинов, оправленных в золото, но не массивные, а изящные, в виде цветков с изогнутыми лепестками… Ожерелье Леавара, подумав, отложила в сторону. Зато застегнула на талии Джиад пояс из плоских золотых звеньев и достала из шкатулки тонкую цепочку, в которой Джиад сначала заподозрила браслет, но, сообразив, покраснела и запротестовала:

— Не надо! Это уже слишком! У нас такое только храмовые танцовщицы носят…

— И наверняка их за это обожают, — лукаво улыбнулась Леавара. — Каи-на, сегодня все будут любоваться вашими ногами! Так покажите, что гордитесь ими, а не стыдитесь своей красоты.

И она застегнула витую цепочку, усыпанную мелкими рубиновыми подвесками, на щиколотке Джиад, удовлетворенно заключив:

— А вот теперь — все. Осталось только лицо!

От служанок, с любопытством наблюдающих за каи-на, послышались восторженные ахи, охи, и Джиад обреченно махнула рукой, разрешая девицам посмотреть. В конце концов, пусть учатся. Вдруг ей придется краситься часто, не просить же каждый раз Леавару. А сама она вряд ли освоит эту премудрость, потому что пробовала как-то, еще в Арубе. Оказалось, что одинаково накрасить оба глаза сложнее, чем попасть ножом в муху с десяти шагов.

Осторожными движениями плотной кисти Леавара покрыла ее лицо тонким слоем какой-то мази, растерла, уже другой кисточкой принялась колдовать над глазами, тронула краской губы и скулы… А потом, пренебрежительно фыркнув на зеркало, подала Джиад свое собственное, небольшое, но чистое.

Затаив дыхание, Джиад смотрела на себя, не слыша, как восхищаются вокруг служанки. О да, Леавара снова сотворила чудо. И на этот раз Джиад желала его всем сердцем! Сегодня она хотела быть настолько красивой, чтобы Алестару в голову не пришло пожалеть о своем выборе. Он уже видел ее разгневанной и несчастной, усталой и злой, мягкой, уверенной, сосредоточенной… Какой угодно, только не желающей ему понравиться. Девушка в зеркале смотрела на мир огромными черными глазами, подведенными смоляной и золотой краской, ее губы манили спелой нежностью, она знала, что прекрасна, и дарила эту красоту щедро и смело, потому что это был день ее торжества. И Джиад на миг закрыла глаза, а потом открыла их и приняла то, что увидела, с радостью и гордостью.

Положив зеркало, она порывисто обняла Леавару, и та счастливо улыбнулась, а Эруви заторопила их обеих:

— Скорее! Нужно успеть, пока не прозвучит колокол!

— Ай, без нас не начнут! — звонко рассмеялась Леавара. — Правда, их там двое, могли бы жениться друг на друге! Я Эргиану даже предложила, когда они с его величеством до утра засиделись над денежными табличками.

— И что принц? — с любопытством спросила Джиад, невольно улыбнувшись.

— Та-а-а-кие испуганные глаза сделал! — протянула Леавара, и обе иреназе расхохотались, даже служанки захихикали, а Леавара, изнемогая от смеха, продолжила: — Сказал, что его величество ему, конечно, дорог… Но хватит и того, что им днем приходится видеть друг друга чаще, чем своих избранных. А если они еще и поженятся… Тогда Эргиан точно не перенесет столько счастья!

— Очень на него похоже, — рассмеялась Джиад, и почувствовала, как напряжение уходит, словно вымытое из души этим смехом.

Алестар любит ее, в этом нет никаких сомнений. И рядом друзья, первые в ее жизни, настоящие и верные.

Правда, Санлия с Лилайном уплывут на землю сразу после свадьбы, лорд Гленарвиль уже прислал письмо с гарантиями полной безопасности наемника. По злой шутке судьбы невольное предсказание Джиад капитану аусдрангской королевской гвардии сбылось. Она, помнится, советовала гвардейцу не ждать благодарности от тех, кому он столь рьяно служит. Именно так и вышло, его обвинили в смерти Торвальда и казнили, чтобы избавиться от свидетеля, а заодно очистить имя Лилайна. И Джиад, узнав, поймала себя на том, что не сочувствует капитану. Слишком хорошо она помнила, каким увидела Лилайна после пыточных подвалов Аусдранга. А ведь капитан как раз там стражей и заведовал. Понятно, что приказывал палачам Торвальд, но его интересовало лишь то, что Лилайн должен был рассказать, а вот едой и водой несчастных узников обделяли жадные и ленивые гвардейцы с позволения капитана…

Что ж, главное, что посольские грамоты Карраса написаны и подкреплены печатями иреназе, и через надежных людей Лилайн уже купил в Адорвейне дом, причем не на свое имя, а для Санлии, чтобы она чувствовала там себя хозяйкой. И бывшая наложница нетерпеливо ожидала расставания с морем, задержавшись только ради свадебного торжества.