Том 3. Пьесы - Михаил Афанасьевич Булгаков

Владимира Григорьевича Бенедиктова. Вот истинный светоч и талант!

Бенедиктов. Ах, Нестор Васильевич...

Кукольник. Преображенцы, поддержите меня! Вы высоко цените его творчество!

Преображенцы, двое — сыновья Салтыкова, — улыбаются.

Салтыкова. Enchanté de vous voir...[219] Чрезвычайно рада вас видеть, господин Бенедиктов. И Сергей Васильевич любит наших литераторов.

Следом за Бенедиктовым (скромным человеком в вицмундире) подходит к руке Салтыковой хромой князь Петр Долгоруков.

Рада вас видеть, князь Петр Владимирович.

В столовой появляется Иван Варфоломеевич Богомазов.

Богомазов. Александра Сергеевна... (Подходит к руке Салтыковой.) А почтеннейшего Сергея Васильевича еще нет, я вижу?

Салтыкова. Он тотчас будет, просил извинить. Наверно, в книжной лавке задержали.

Богомазов (Долгорукову). Здравствуйте, князь.

Долгоруков. Здравствуйте.

Богомазов (Кукольнику). Был вчера на театре, видел вашу пиэсу. Подлинное наслаждение! Публики — яблоку негде упасть! Позвольте поздравить вас и облобызать. Многая, многая лета, Нестор Васильевич!

Филат. Сергей Васильевич приехали.

Кукольник (тихо, Бенедиктову). Ну, брат, насмотришься сейчас.

Салтыков входит. Он в цилиндре, в шубе, с тростью и с фолиантом под мышкой. Ни на кого не глядя, следует к Филату. Бенедиктов кланяется Салтыкову, но поклон его попадает в пустое пространство. Долгоруков, Богомазов и Кукольник смотрят в потолок, делая вид, что не замечают Салтыкова. Филат наливает чарочку водки. Салтыков окидывает невидящим взором группу гостей, выпивает, закусывает кусочком черного хлеба, прищуривается. Преображенцы улыбаются.

Салтыков (сам себе). Да-с, не угодно ли? «Секундус парс»! «Секундус»![220] (Смеется сатанинским смехом и выходит.)

Бенедиктов бледнеет.

Салтыкова. Mon mari...[221]

Кукольник. Александра Сергеевна, не извольте беспокоиться... Знаем, знаем... На отечественном языке говорите, Александра Сергеевна. Вы услышите, как звучит наш язык в устах поэта.

Салтыкова (Бенедиктову). Мой муж — страшнейший чудак. Я надеюсь, что это не помешает вам чувствовать себя у нас без церемоний.

Салтыков возвращается. Он без цилиндра, без шубы, без трости, но по-прежнему с фолиантом. Тут все обращают к нему оживленные лица.

Салтыков. А! Весьма рад! (Стучит по фолианту.) «Секундус парс»! «Секундус»! Преднамеренная опечатка. «Корпус юрис романи»[222]. Эльзевир. (Преображенцам.) Здравствуйте, сыновья.

Преображенцы улыбаются.

Богомазов. Позвольте же поглядеть, Сергей Васильевич.

Салтыков. Назад!

Салтыкова. Серж, ну что это, право...

Салтыков. Книги не для того печатаются, чтобы их руками трогать. (Ставит книгу на камин. Салтыковой.) Ежели ты только ее тронешь...

Салтыкова. И не подумаю, и не надобно мне.

Салтыков. Филат, водки! Прошу вас.

Закусывают.

Салтыкова. Прошу вас к столу.

Усаживаются. Филат подает.

Салтыков (глядя на руку Кукольника). А, вас можно поздравить?

Кукольник. Да-с, государь император пожаловал.

Долгоруков. Рука всевышнего вас наградила, господин Кукольник.

Салтыков. Неважный перстенек.

Кукольник. Сергей Васильевич!

Салтыков. По поводу сего перстня вспоминается мне следующее... Филат! Что там на камине?

Филат. Книга-с.

Салтыков. Не ходи возле нее.

Филат. Слушаю.

Салтыков. Да, вспоминается мне... В бытность мою молодым человеком император Павел пожаловал мне звезду, усеянную алмазами необыкновенной величины.

Преображенцы косятся на Салтыкова.

А такой перстень я и сам могу себе купить за двести рублей или за полтораста.

Салтыкова. Серж, ну что ты говоришь?

Бенедиктов подавлен.

И все ты наврал, и никакой звезды у тебя нет.

Салтыков. Ты ее не знаешь. Я ее прячу от всех вот уж тридцать семь лет с табакерками вместе.

Салтыкова. Ты бредишь.

Салтыков. Не слушайте ее, господа. Женщины ничего не понимают в наградах, которые раздают российские императоры. Только что видел... проезжал по Невскому... le grand bourgeois[223], в саночках, кучер Антип.

Богомазов. Вы хотите сказать, что видели государя императора, Сергей Васильевич?

Салтыков. Да, его.

Богомазов. У императора кучер Петр.

Салтыков. Нет, Антип кучер у императора.

Долгоруков. Ежели не ошибаюсь, Сергей Васильевич, случай со звездой был тогда же, что и с лошадью?

Салтыков. Нет, князь, вы ошибаетесь. Сие происшествие случилось позже, уже в царствование императора Александра. (Бенедиктову.) Итак, изволите заниматься поэзией?

Бенедиктов. Да-с.

Салтыков. Опасное занятие. Вот вашего собрата по перу Пушкина недавно в Третьем отделении собственной его величества канцелярии отодрали.

Салтыкова. С тобой за столом сидеть нет никакой возможности! Ну какие ты неприятности рассказываешь!

Салтыков. Кушайте, пожалуйста, господа. (Салтыковой.) Ты напрасно так спокойно относишься к этому, тебя тоже могут отодрать.

Салтыкова. Перестань, умоляю тебя.

Долгоруков. Между прочим, это, говорят, верно. Я тоже слышал. Только это было давным-давно.

Салтыков. Нет, я только что слышал. Проезжаю мимо Цепного мосту, слышу, человек орет. Спрашиваю: что такое? А это, говорят, барин, Пушкина дерут.

Богомазов. Помилуйте, Сергей Васильевич, это петербургские басни.

Салтыков. Какие же басни? Меня самого чуть-чуть не отодрали однажды. Император Александр хотел мою лошадь купить и хорошую цену давал, десять тысяч рублей. А я, чтобы не продавать, из пистолета ее застрелил. К уху приложил пистолет и выстрелил. (Бенедиктову.) Ваши стихотворения у меня есть в библиотеке. Шкаф «зет». Сочинили что-нибудь новое?

Кукольник. Как же, Сергей Васильевич! (Бенедиктову.) Прочитай «Напоминание». Преображенцы, вы любите поэзию, просите его!

Преображенцы улыбаются.

Салтыкова. Ах да, да, мы все просим. Право, это так приятно после мрачных рассказов о том, как кого-то отодрали.

Бенедиктов. Право, я... я плохо помню наизусть...

Салтыков. Филат, перестань греметь блюдом.

Бенедиктов.

Нина, помнишь ли мгновенье,

Как певец усердный твой,

Весь исполненный волненья,

Очарованный тобой...

В шумной зале...

Ах, право, я забыл... как... как...

Как вносил я в вихрь круженья

Пред завистливой толпой

Стан твой, полный обольщенья,

На ладони огневой,

И рука моя лениво

Отделялась от огней

Бесконечно прихотливой,

Дивной талии твоей;

И когда ты утомлялась

И садилась отдохнуть,

Океаном мне являлась

Негой зыблемая грудь, —

И на этом океане,

В пене млечной белизны,

Через дымку, как в тумане,

Рисовались две волны...

Преображенцы, перемигнувшись, выпивают.

Ты внимала мне приветно,

А шалун главы твоей,

Русый локон незаметно

По щеке скользил моей.

Нина, помнишь те мгновенья, —

Или времени поток

В море хладного забвенья

Все заветное увлек?

Кукольник. Браво! Браво! Каков! Преображенцы, аплодируйте!

Аплодируют.

Салтыкова. Блистательное произведение!

Богомазов. Прелестная поэма!

Салтыков. А может, вас и не отдерут.

Филат (Салтыковой). К вам графиня Александра Кирилловна Воронцова.

Салтыкова. Проси в гостиную. (Вставая.) Простите,