Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера - Майкл Дж. Салливан

Босой человек в длинной простой тунике молча поставил на стол миску с рисом и овощами, тарелку с лавашем и черный чай. Еда была настолько горячей, что от нее поднимался пар. Адриан узнал блюдо: жареный кеназ. Ройс подозрительно принюхался, дождался, пока напарник попробует, и лишь затем присоединился к нему.

– Почему ты не спросил у меня про Мандалин?

– Ты про эти россказни насчет королевы, тигра и боев на арене?

– Да.

– Мне не интересно.

– Неужели? – Адриан с удивленным видом поставил чашку. – Человек рассказывает тебе фантастическую историю про кровавые битвы и знаменитую королеву Калиса, а тебе совсем не интересно?

– Если наше прошлое отличается от настоящего, значит, тому есть причина.

– И ты не спросишь меня, а я не должен спрашивать тебя?

– Что-то вроде этого. Кроме того, уверен, что в состязании былыми ужасами я тебя одолею.

Адриан уставился на Ройса поверх исходившей паром чашки.

– Уверен?

– А ты нет? – усмехнулся Ройс. – Целый город видит меня в кошмарах.

Кивнув, Адриан ткнул большим пальцем в сторону прилавка калианца.

– Ты не слушал. Вся страна знает о моем кровожадном прошлом.

– Наверное. Однако ты им нравишься. Никто не делает статуэток со мной.

– В Калисе также изготавливают изображения смерти и чумы. Они странные люди.

– Судя по его словам, он вовсе не считает тебя карой.

– Потому что знаком лишь с мифом. Ты когда-нибудь задумывался, как наемник может быть столь… – Адриан хлебнул чаю.

– Наивным? – предположил Ройс.

Адриан сглотнул.

– Я собирался сказать, оптимистичным.

– Неужели? Наверное, можно выразиться и так. Да, я ломал над этим голову. Большинство наемников чуть более…

– Пресыщены и циничны? – предположил Адриан.

– Реалистичны и практичны.

– Неужели? Но ты не учел, что, может, я на обратном пути.

– Что?

– Тебе снятся кошмары о людях, которых ты убил?

– Нет.

– Вот видишь.

– Вижу что?

Адриан взял со стола глиняный чайник и наполнял чашку, пока вода не потекла через край.

– Все чашки разные, но каждая способна вместить лишь определенный объем. В конце концов, ты либо перестаешь лить, либо разводишь ужасную грязь. Если сильно напачкать, то придется убирать за собой. Придется меняться. – Адриан посмотрел на лужу чая, сочившегося сквозь щели в колченогом столе. – Я развел ужасную грязь – и пролил вовсе не чай.

Оба смотрели на лужу, когда неожиданно раздались крики.

Дальше по улице, там, где аллея отделяла импровизированный загон для скота от старого каменного здания, начала собираться толпа.

Загон для скота представлял собой веревку, натянутую между вбитыми в землю кольями, чтобы удержать овец. Перед ним, рядом с наспех сколоченным помостом, висела написанная от руки вывеска: «Закатный аукцион». Трехэтажное каменное здание по ту сторону аллеи, с белыми мраморными блоками и колоннами, могло когда-то вмещать нечто важное – счетную контору или суд. Теперь в верхних окнах сушилось белье, а балконы были заставлены прялками, кувшинами, корзинами и горшками. Несколько семей ютились в обветшавшем мраморном запустении. Большинство кинулось на балконы и уставилось вниз; некоторые показывали на аллею.

Адриан проглотил остатки кеназа и поднялся. Рост позволял ему смотреть поверх голов, но это ничего не прояснило.

– Что происходит? – осведомился Ройс, не потрудившись встать.

– Не знаю. Что-то в аллее.

– Судя по звукам, ничего хорошего.

Крики стихли, но сменились хором стенаний.

– Куда ты идешь? – спросил Ройс, когда Адриан стал проталкиваться вперед.

– Посмотреть, что случилось.

– Что бы это ни было, там полно людей. А крики и плач никогда не предвещают удачи. Я бы туда не совался.

– Конечно, ты бы не совался.

Нехватку умения ловко лавировать в людском потоке Адриан полностью компенсировал способностью пробиваться сквозь плотную толпу. Люди освобождали дорогу человеку его комплекции. А тех, кто не уступал, он мог подвинуть. Сопротивление мягкому напору мгновенно ослабло при виде мечей. Горожане не носили оружия. Большинство не могло себе его позволить, да и не нуждалось в нем. Фермеры, купцы и торговцы редко сталкивались с насилием, разве что в пьяной драке. Их жизнь представляла собой бесконечное повторение: если они держались своего места и возделывали свою делянку, то с ними не случалось ничего неожиданного. Иное дело – солдаты. Человек с мастерком и корытом укладывал кирпичи; человек с мечом укладывал людей; человек с тремя мечами… от такого следовало держаться подальше. И потому Адриан шел вперед, пока не добрался до входа в аллею. Здесь все хотели узнать причину шума, однако никто не стремился подходить ближе. Довольствуясь взглядами издалека, зеваки оставили проход открытым.

Столь плотно населенному городу, как Рошель, требовалось избавляться от отходов. В богатых районах мусор сбрасывали в реку Роше, а та несла его в залив и Гоблиново море. Бедные кварталы вроде Нового Гур Эма складывали мусор за домами в переулках. Поэтому в конце аллеи возвышалась огромная мусорная куча. Сломанные ящики, рваная одежда, гниющие продукты, экскременты животных и кости были свалены в груду, но здесь возле нее стояли на коленях несколько женщин. Рядом мужчины потрясенно смотрели на какой-то грязный предмет, который извлекали из кучи.

По большей части это и была грязь. Горка отходов выросла рядом с тем местом, где кто-то копал. Люди. Адриан знал, что даже обеспеченные мужчины и женщины иногда потехи ради искали сокровища в мусорных кучах. Ходили слухи о тех, кто наткнулся на золотые сережки или забытый мешок серебра, однако лучшей находкой, по достоверным сведениям Адриана, был рваный кожаный пояс, достаточно длинный, чтобы переделать для более худого человека. Но на сей раз кто-то явно обнаружил совсем не то, что искал. Никому не хочется поднять выброшенную туфлю – и обнаружить в ней ногу.

Женщины рыдали над телом ребенка. Маленькая девочка, не старше шести или семи лет, была мертва. Адриан знал, как выглядят мертвецы. Он видел множество полей боя после сражения и понимал, что ребенок погиб лишь несколько часов назад. Но тут речь шла не только о смерти.

Приблизившись и остановившись рядом с потрясенными людьми, Адриан сообразил, что произошло. Девочку не просто убили – ее разорвали на куски. Лицо осталось нетронутым, рот слегка приоткрылся, веки, к счастью, были опущены. Адриан убил больше людей, чем мог сосчитать, и видел схватки, в которых гибли женщины и дети. Он давно утратил брезгливость к крови, но так и не привык к открытым глазам мертвых детей. Грудная клетка девочки была вдавлена, внутри виднелись органы. Адриану не требовалось подходить еще ближе, чтобы понять: у ребенка нет сердца.