Живописец теней - Карл-Йоганн Вальгрен

– Через месяц я сбежала, – объяснила она, с наслаждением вгрызаясь в заказанный Виктором бифштекс, – но дальше вокзала не ушла… Папочка объявил меня в розыск…

Они перевели ее в частную лечебницу под Васой. Она покорилась, стоически глотала горсти успокоительных таблеток и всерьез решила примириться с судьбой. В конце концов консилиум нашел, что она достаточно здорова, чтобы ее выписать. Несколько лет все шло хорошо. Она жила в своей девичьей комнате, завела новые привычки, понемногу начала писать, в основном пейзажи… встречалась с друзьями детства, ездила под присмотром старшего кузена в Хельсинки – побывать в обществе… Все так и шло, пока она в один прекрасный день не поняла, что живет в тюрьме, и села на первый же паром в Стокгольм.

– Даже не думала, что сорвусь так быстро. Все повторилось, причем мгновенно. Мама и папа, похоже, потеряли надежду… прислали через адвоката письмо, что лишают меня наследства.

– Чем ты зарабатываешь?

– Иногда подрабатываю натурщицей. Есть несколько мужиков, они меня кое-как содержат… в общем, все, как раньше…

Она машинально гладила колени. Виктор заметил, что на руках полно синяков, и тут же понял, что не хочет узнать их происхождение.

– У одного из них я живу, – сказала она. – В ожидании лучшего… Если не хочешь нажить неприятностей, надо уметь доказать, что ты где-то живешь. Не только вы, мужелюбы, можете нажить на свою шею неприятностей, то же самое касается и молодых женщин, живущих неупорядоченной, по мнению властей, жизнью. Бездомных… они ночуют в парке, потому что им негде больше ночевать. Они идут за незнакомцем, чтобы не замерзнуть. Если не повезет, осудят за бродяжничество… А ты разве не знаешь, что власти поделили нас на категории? Содержанки, девки для танцев, уличные девки, бандитки, сутенерки и пташки. Пташка – это молодая бродяжка из пролетарской семьи, так что я под эту категорию не попадаю… Есть еще попрошайки, психически неадекватные, инфантильные, искательницы приключений, сводницы, разносчицы наркотиков и асоциальные имбецилки… Ты же понимаешь – у нас больше подвидов, чем у убийц…

Она зажгла сигарету и выпустила тонкую струю дыма.

– Я из этого никогда не вырвусь, – тихо сказала она. – Постоянная охота за деньгами и лекарствами. И к тому же боюсь, что меня схватят… Ходят слухи, что некоторых стерилизуют.

– Если хочешь, можешь пожить у меня…

– Из этого ничего не получится. Через несколько недель меня опять начнет ломать. Или к тебе будут приходить типы, которых ты вовсе не хотел бы у себя видеть. Вещи будут исчезать… Полотна. Соседи начнут жаловаться…

Она протянула руку и сняла волос с воротника у Виктора.

– Если тебе интересно, могу рассказать кое-что о Фабиане.

Даже если бы он и хотел, он не мог бы скрыть интереса.

– Отец послал его к известному психиатру в Гамбург. Не знаю, известны ли тебе новые методы лечения гомосексуальной болезни…

– Слышал кое-что.

– Электрошок, ледяные ванны и тому подобное. Не думаю, чтобы это помогло. По слухам, он встречается с мужчинами в Хельсинки.

– Вылечить нас нельзя… Ты с ним виделась?

– Один раз за все это время. В Васе, в родительском доме. Он ни слова не сказал о тебе, и я тоже молчала. Некоторые события как бы предопределены… и какой смысл пережевывать их вновь и вновь? Я не верю Сартру с его экзистенциализмом, с которым все теперь носятся. Свободный выбор? Для меня такого не существует. Ни один человек не свободен настолько, чтобы самому определять свою жизнь. Все время происходит что-то, над чем ты не властен. Кто-то впирается на твою полосу движения, и направление меняется…

Виктор был не особенно силен в философии, по крайней мере в модной.

– А как дела с коллекцией Ульссонов?

– Фабиан за нее больше не отвечает. Особенно после того, как купил в России картину, а аукцион от нее отказался – подозревают подделку. Теперь за дело взялся отец. Ходит на частные выставки и оставляет предложения, а аукцион делает все остальное, причем конфиденциально. Он прикупил много скандинавского барокко в последние годы. И претенциозных немецких романтиков.

Она посмотрела на часы, потом в окно.

– Не думай, что мне это нравится, Виктор. Я только и мечтаю опять взяться за кисть.

– Еще не поздно.

– В моем случае – поздно. Кстати, Туглас дает о себе знать?

– Уже пару лет от него ничего нет. Я думаю, это хороший знак – Америка лежит у его ног.

– А ты как? Интересная работа?

– Интереснее, чем я заслуживаю.

Виктору вдруг пришла мысль, что за всю свою жизнь он испытал физическое влечение только к одной женщине – к Асте. Может быть, это зависело от того, что в ней было что-то мальчишеское, не только внешне – мускулистое тонкое тело, узкие бедра, некоторая резкость, – но и что-то глубже, что-то в ее натуре, чего он определить не мог. А может быть, он просто ей симпатизировал и очень жалел…

– Странно – ты человек ниоткуда, и у тебя так удалась жизнь… – сказала Аста. – Мне всегда было интересно, от чего это зависит. Ты, наверное, никого не провоцируешь. Ты как-то странно ускользаешь…

– Наверное, это в моей природе.

– Знаешь, я долго считала, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Что в тебе слоев двести разных тайн.

Вдруг Виктор почувствовал почти неодолимое желание рассказать ей все, исповедаться, признаться, повиниться – но усилием воли отогнал наваждение.

Весной 1957 года они получили письмо от Бойе, владельца антикварного комиссионного магазина в Турку. Он писал, что один из его очень и очень состоятельных заказчиков интересуется немецким девятнадцатым веком. И поскольку «Братья Броннен» специализируются именно в этой области, он позволил себе обратиться прямо к ним. К тому же он помнит их сотрудничество – вы же наверняка помните, полотно Керстинга несколько лет назад. Его клиент иногда бывает по делам в Берлине, не могли бы они организовать встречу?

В этот период они действовали с особой осторожностью. Георг написал выжидательный ответ – он спрашивал, в частности, известен ли клиент господина Бойе в кругу коллекционеров. Ответ их ошеломил: клиентом Бойе оказался не кто иной, как финский лесной король по имени Петри Ульссон.

Виктор как раз в это время был в Берлине. Он пришел в страшное возбуждение. Не особо веря в совпадения или в судьбу, которую так часто влечет за собой случайность, он понял, что такого случая больше не представится.

– Это непрофессионально, – сказал Георг, когда Виктор изложил ему свой план. – Как только в дело вмешиваются чувства, риск ошибиться возрастает раз в сто.

– Думаю, это не так. У нас есть посредник – Бойе. Дай мне только уточнить детали.

– Делай как хочешь. Но я сохраняю за собой право сказать «нет».

Уже к вечеру план был окончательно продуман. Продуманы были все возможности, все мелочи, определена последовательность – по совершенству план этот ни в чем не уступал лучшим подделкам, когда-либо произведенным Виктором на свет.