Живописец теней - Карл-Йоганн Вальгрен

Чтобы не травмировать известного собирателя Петри Ульссона, все эти дискуссии проходили под большим секретом. На кону стояла репутация прежде всего тех искусствоведов, кто настаивал на подлинности полотна. Было принято решение пока не вводить картину в рабочие каталоги, но это было как бы естественным, поскольку стопроцентных гарантий подлинности не было. Задорого купленная картина директора Ульссона угодила в своего рода архивный вакуум: ни подделка, ни подлинник. И сам факт продажи тоже оказался в юридическом смысле на ничейной территории. Поэтому, как посоветовали Ульссону его адвокаты, бессмысленно обращаться в полицию – те ничего не смогут сделать, пока не будет окончательно решен вопрос о подлинности.

Ульссон попытался связаться с аукционом «Адлерсфельд» в Берлине, чтобы получить разъяснения. Но посланные им телеграммы адресата не нашли, телефонный номер больше не существовал, письма возвращались обратно – немецкая почта не могла найти получателя. Знакомые директора Ульссона в Берлинской торговой палате пытались ему помочь, но быстро признали свое поражение: аукциона с таким названием не существует и, похоже, никогда не существовало, а фирма «Братья Броннен» прекратила свое существование.

Маленький бар в турецком квартале Кройцберга назывался «Злой мальчик». Иоаким чувствовал себя здесь не в своей тарелке, как, впрочем, на его месте чувствовал бы себя любой сорокалетний гетеросексуал. Бармен, в кожаных брюках, с пирсингом на сосках и с пустым взглядом, протирал пивные кружки. У входа стоял бородатый толстяк в шортах, тоже кожаных. Если верить Хамреллю, который, как современный Крафт-Эбинг[173], постоянно каталогизировал сексуальные отклонения, этот тип принадлежал категории «немецкие медведи». Чтобы случайный посетитель не заблуждался насчет характера заведения, стены были украшены планшетами Том-оф-Финланд[174], на которых мускулистые парни занимались друг с другом эротическими играми. Короче, Иоакиму было очень неуютно, иногда он даже невольно вздрагивал, опасаясь, что кто-то начнет к нему приставать. И все же он не хотел уходить – «Злой мальчик» располагался как раз напротив интересовавшего его адреса.

– А ты видел моего сына? – спросил Хамрелль, избегая зазывного взгляда вышибалы в кожаных шортах. – Ему бы здесь понравилось.

– После завтрака не видел.

– И я не видел. Ужас какой-то… Ясно, что парень чересчур интересуется всякой клубничкой, но что будет, если он попадет в ночной клуб, где у него появится возможность всему научиться, не платя ни гроша? Он же гомик!

– Почему ты так уверен?

– Я умею делать выводы. Он не хочет платить девкам – это я могу понять. Для молодежи это унизительно. Может быть, и не стоило ходить в такие места, как «Лолины титьки» или «Бангкок-фан». Но клуб «Кит-Кат» – это что-то, знаешь! Ночной клуб для желающих поэкспериментировать. Для самых разных желающих, надеюсь, ты успел заметить. И что происходит? Не успел я отвернуться, а он уже направляется в укромное местечко в компании двух каких-то извращенцев! Не знаю, что бы было, если бы я его не перехватил. Можешь думать обо мне все, что хочешь, Йонни, но я не хочу, чтобы у моего сына были странные наклонности.

Карстен глупо улыбнулся кожаному бармену и получил в ответ кокетливую пивную отрыжку, что вполне можно было расценить как приглашение к флирту. Но Карстен твердым и неподкупным тоном потребовал принести еще бутылку «Йевера».

– Ты говоришь как истинный гомофоб.

– У меня никаких проблем с педиками нет, пока они на меня не покушаются. Посмотри на бармена… ты бы нанял его посидеть с ребенком?

– Фиделю скоро восемнадцать. Он самостоятельный человек и делает что хочет.

– Ну уж хрен! Я его папаша, и я за него отвечаю.

В ожидании, когда в доме напротив зажгутся окна, Иоаким изучал окружение. Еще не было и шести часов – по-видимому, истинная жизнь здесь начнется только через несколько часов. Пришел еще один кожаный, с чудовищными бицепсами, занял место под рисунками Том-оф-Финланда и начал задумчиво почесывать в паху. Должно быть, именно в таких местах и заражают друг друга разными болезнями. Или подсыпают в стакан какой-нибудь порошок, опоят, а потом грабят… или тащат в отключке вон за ту дверь, а там, в задней комнате, наверняка занимаются разными мерзкими извращениями. В этом городе люди, похоже, только на этом и специализируются. Очнулся – а тебя приковали цепью к пыточной лавке, и жирный тевтон, хохоча, сдирает с тебя штаны… Иоакима передернуло.

– «Кит-Кат» – настоящая катастрофа, – продолжил Карстен. – Вчера я, например, понял, что у меня уже не стоит, в таких заведениях я становлюсь импотентом. Черт их всех… мне кажется, у меня скорее встанет на «немецкого медведя» на мотоцикле.

– Но тебе же нравятся бары в борделях?

– Бар – это другое дело. И знаешь, завязывай со своей политкорректностью. В борделях, не в борделях… Бар – это бар, там приятная обстановка. Думаю даже, что некоторые такие заведения совсем неплохи для моего сына – это как бы нормально, входит в образование.

– Ничего нормального в этом нет – потягивать пиво в борделе и делать вид, что это обычная квартальная рыгаловка… ты что, хочешь таким способом проверить ориентацию своего восемнадцатилетнего пацана?

– А что? Для его же блага… Сам я никогда за секс не платил. Ни разу в жизни!

– Только как кинопродюсер.

– Вот именно! Подумываю, кстати, не вернуться ли мне в этот бизнес.

На пороге появился господин средних лет, который вполне мог оказаться родным братом Александра Барда[175], в морском кителе и с роскошными моржовыми усами. Он подошел к стойке и, оживленно почмокав бармена в щечку, направился к страдающему чесоткой культуристу. По пути усач наградил Иоакима таким взглядом, что у того рефлекторно напрягся сфинктер прямой кишки.

– Я-то думал, тебе надоело… – сказал он, чтобы что-то сказать.

– И я так думал. Но заниматься искусством, как оказалась, еще хуже.

– Коль сапоги тачать начнет пирожник…

– Ты не понял, дружок. Кино меня и сейчас интересует, правда, другого содержания… как раз вчера в этом гребаном «Кит-Кат» мне пришли в голову кое-какие мыслишки насчет документального фильма. Вот, например, как ты идешь по следам отца. Чем не сюжет? Или как меня искал мой сын… найти-то нашел, но по пути сделался фикусом… Это же не может быть случайностью… Завтра же куплю видеокамеру.