Неверная - Кира Романовская

было из оставшихся сил врезала ему левым неожиданным хуком. Левой рукой она била сильнее, чем правой. Влад пошатнулся от её удара, удержавшись на ногах только благодаря груше, за которую смог уцепиться.

— Скотина! Ненавижу тебя! — заорала Ида, снимая с себя перчатки.

Она подошла к стеллажу, где хранился остальной инвентарь и вместе того, чтобы положить свои перчатки на место, загребла двумя руками с полок, всё, что там лежало и свалила на пол, пинком отправляя перчатки Влада по разным углам комнаты. Ида заорала снова, согнувшись пополам от боли, которая так никуда и не ушла. Влад подбежал к ней и сильно схватил за запястья, чтобы она больше не била его, и рванул её вверх, всматриваясь в заплаканные совершенно безумные глаза.

— Ида! Прекрати! Сейчас же перестань! Я вызову врача, у тебя нервный срыв! — тяжело дыша сказал он ей.

— От тебя! От тебя у меня нервный срыв! — извиваясь в его руках, истошно завопила она. — Все мои беды, что свалили мне на башку от тебя, сволочь! Ты во всём виноват! Ты! Ненавижу тебя!

— Ида! Я не знал, что она твоя сестра, я не знал… — попытался оправдаться Влад, уклоняясь от её ударов ещё и ногами.

— Да пошёл ты! Ещё бы мать мою трахнул, а может ты итак трахнул мне на зло! — процедила она сквозь сжатые зубы. — Подруг моих ведь поэтому поимел? Так ведь ты сказал мне… Получилось, вот, я злая! Этого ты добивался?!

— Нет. — коротко ответил Влад, немного выдыхая, потому что Ида, наконец, перестала вырываться и встала ровно, успокаивая дыхание.

— А чего ты хотел, а? Оттянуться по полной, пока я обратно не пришла, вся в соплях и слезах, униженная и оскорблённая? Чего ты хотел, Влад?

— Я хотел, чтобы мне хоть немного стало легче… — признался он.

— Стало тебе легче? — насмешливо приподняла она мокрые от пота бровки. — Высосала Алина через член из тебя боль, что терзала твоё сердце? Или что у тебя там вместо него? Нет? Не стало легче? Надо было повторить, только с другой бабой, а потом ещё и ещё и ещё. Так ты и повторял.

— Я тебе уже говорил! — рявкнул он, сильнее сжимая её запястья. — Тебя со мной не было! Ты была женой, которая мне изменила! Я тебя тоже ненавидел! Ненавидел, понимаешь?! Срать я хотел на твои чувства, потому что ты растоптала мои! Понимаешь?

— Но ты первый начал! — привело совсем уж детский аргумент Ида и опять начала лить последний женский аргумент — слёзы. — Почему? Ну почему ты это сделал?! За что ты так со мной?

— Я не знаю, Ида! Не знаю! — заорал он встряхивая её в своих руках, как куклу. — Я просто напился! Забыл обо всём! На одну ночь я забыл про тебя!

— На одну ночь! Две недели длилась эта ночь! — взывала Ида от его вранья. — Ты две недели забывался с нею?

— Нет! Я был один. Я бухал, просто бухал! Один! Я клянусь, это было один раз за всю нашу с тобой совместную жизнь, я клянусь нашим сыном, слышишь?!

— Не смей! Не смей его приплетать! — закричала она и с обжигающей ненавистью смотрела на него. — Пока ты бухал там две недели от чувства вины, а может от счастья, что тебе новая баба перепала, а я то дура и не узнаю, меня собственная мать предала в очередной раз на пару с твоей. Меня хер пойми кто изнасиловал, может даже и не один раз, и не один мужчина! А ты меня предал! Всё это время ты меня предавал! Каждый день из этих поганых двух недель я жила, сначала на пороге ада, а потом и в нём самом! Но тебе мало этого стало… Размазал меня по своему столу кровавым ошмётком, а потом и вовсе пинком из дома вышвырнул! И ты прекрасно знал, что мне некуда и не к кому идти! Ты и Димка всё, что меня было! А я никто, да?! Со мной так можно! Вот и ты для меня теперь никто, я просто пока не знаю, как, сука, тебя посильнее размазать о стену!

Влад с терпением, что осталось совсем на донышке его бутылки, выслушал её и отпустил запястья, которые все покраснели от его хватки. Но терпение закончилось, он схватил её за шею сзади одной рукой, а второй за подбородок так, что один его большой палец больно сжимал ей левую щёку, а остальные пальцы правую. Он слегка приподнял её голову, чтобы она смотрела прямо на него, в его красные от гнева глаза.

— Ты была для меня всем! — что есть силы заорал он ей в лицо, от чего она зажмурилась, отталкивая его ладонями в грудь. — Ты и сейчас для меня всё! Моё! Родное! Самое любимое! Я трус, Ида, да, я боялся, что ты узнаешь! Боялся больше всего на свете, что ты меня не простишь и уйдёшь! Боялся, что увидишь на мне полосы от чужих ногтей шлюхи! Я трус! И я предатель! Да, мать твою, сука, я это сделал! И сделал потом! Потому что на своей шкуре почувствовал, что такое предательство! Нож в спину! Я сходил с ума, представляя вас с ним вместе, все три года я только и делал, что сходил с ума! По тебе! Я думал, ты с ним живёшь, понимаешь?! И мне не нужны были все эти бляди, ни одна из них даже не была на тебя похожа, и я их всех за это ненавижу! И себя я ненавижу, ещё больше, чем ты! Но я люблю тебя! Всё ещё люблю! И буду любить до конца своей сраной жизни! Люблю!

Ида взывала пожарной сиреной еще громче, именно эти слова почему-то отозвались в её душе ещё большей болью, что затопила её окончательно, ей хотелось только одного — убежать отсюда. Как тогда из своего дома и бежать по аллее к воротам, которые распахнув настежь, она закроет позади себя и всё, что причиняло боль останется там. Ида просто побежит дальше, поползет, если нужно, но больше терпеть эту дикую всепоглощающую боль, что пульсировала вместе с её сердцем она не станет.

Её тело вдруг пронзила новая боль — физическая. Чужие лживые губы прислонились к её мокрым от слёз и пота губам. Рваный грубый поцелуй, мокрый настойчивый язык слизывал соль с её губ и требовал ещё и ещё, не останавливаясь ни на секунду. Боль стала отступать, уступая место чему-то новому, чему Ида не могла придумать название