Братья Ашкенази - Исроэл-Иешуа Зингер

Но Лодзь не спала.

На бедных улицах вокруг фабрик, в Балуте рабочие бодрствовали. Женщины и дети вытащили во дворы тощие, рассыпающиеся соломенные матрасы, спасаясь от клопов, тараканов, мух и жуков, которые кишели в облезлых стенах их квартирок, и улеглись спать под открытым небом — на всех подводах и телегах, на ступеньках и просто на земле, в каждом уголке. Мужчины были на ногах. Революционеры очень быстро выпустили прокламации, призывая всех прийти к моргу, чтобы забрать тела убитых и похоронить их с парадом и почестями. Повсюду ходили агитаторы, ораторы и убеждали народ не идти на работу, а вместо этого становиться в ряды демонстрантов. Понапрасну надрывались на рассвете фабричные сирены. Никто не слушал их зова. Десятки тысяч мужчин, женщин и даже детей устремлялись на улицы, сбивались в толпы, шли, маршировали. Они закрывали по пути все магазины, останавливали мастерские, стопорили движение в городе. Ряд за рядом, шаг за шагом, колонна за колонной они надвигались, заполняя улицы и переулки, рынки и площади. Как река, заливающая весной берега и на версты затопляющая все вокруг, сметающая все препятствия и плотины, смывающая их с таким напором, что невозможно понять, откуда вдруг взялась такая сила, — бедняки затопили город, вырвавшись из подвалов и чердачных комнатушек, из переулков и углов, из нор и лачуг.

Медленно шли эти люди, неспешно, но уверенно, с высоко поднятыми головами, с песней на устах.

— Довольно кровь сосать, вампиры,

Тюрьмой, налогом, нищетой! —

пела женщина с красными флагами.

— Вся власть народу трудовому!

А дармоедов всех долой![152]—

перекрывали пение женщин сильные грудные голоса мужчин.

Знамена евреев, поляков, немцев, все красные, трепещущие на ветру, плыли над непокрытыми головами демонстрантов — над черными кудрями, русыми волосами и очень светлыми, словно льняными, прядями. Ритмичная поступь, многоголосое пение, развевающиеся флаги зажигали кровь, звали с собой. Из всех ворот, со всех углов выплескивались новые потоки людей, сливаясь в единую огромную волну. Колонны продвигались все дальше и дальше, к богатой Петроковской улице, средоточию денег, господства и счастья.

— Закрыть магазины! Снять шапки! — кричали демонстранты. Люди выполняли их требования.

На первом же углу толпу ждал офицер верхом на коне и с обнаженной шашкой в руке. За ним стеной стоял строй солдат. Их штыки сверкали на горячем солнце, серебрились в его лучах.

— Назад! — гаркнул офицер.

Никто не отступил.

— Буду стрелять!

Никто не отступил.

— Огонь! — приказал офицер.

Залп прорезал горячий пыльный воздух.

На мгновение людская масса пригнулась, как рожь под серпом крестьянина. Но тут же распрямилась и ринулась вперед, на штыки. Камни и пули градом обрушились на солдат.

Офицер замахнулся было шашкой, но ему в голову попал камень, и он свалился с коня. Солдаты стали отступать. Людская волна хлынула дальше.

— Строить баррикады! Баррикады! — раздавались призывы.

— Баррикады! Баррикады! — закричали тысячи голосов.

Бурный людской поток вырывал из земли газовые фонари, выворачивал из мостовой булыжник, сдирал вывески с магазинов, снимал двери с петель и пускал на баррикады. Люди останавливали фуры, кареты, выпрягали лошадей, опрокидывали повозки и превращали их в часть заграждения. Извозчики, оставшись с одними лошадьми и кнутами, плакали, но их никто не слушал. Из дворов тащили доски, железные противни, столы, скамейки. Проезжала телега с мукой. Мешки с нее сбросили и закрыли ими щели в баррикаде. Люди бегали, как муравьи в муравейнике, добывая все новые материалы, чтобы строить и укреплять ее. Людская масса легко переворачивала трамваи, откручивала рельсы. Гулко отдавалось падение тяжелых металлических предметов, сливаясь со стонами занесенных во дворы раненых и рыданиями живых над убитыми.

Лодзь застыла. Все ворота и двери захлопнулись. Жители попрятались. На улицах владычествовали бедняки и трудяги. Они забаррикадировались и защищались. Дети носили отцам из дома горшочки с едой и ломти хлеба. Мальчишки волокли камни и доски. В городе было тихо. Изредка сухой треск выстрела дырявил тишину. Ночь была глухой и темной, никто не зажигал огня. За стеной из железа, досок, мешков и бочек сидели Нисан, Тевье и его дочь Баська. Они бодрствовали вместе с тысячами других людей. Над вечно освещенным, шумным и прокопченным городом во всем великолепии середины месяца[153]раскинулась похожая на сельскую июньская ночь, не замутненная дымом, не ослепленная огнями, не обалдевшая от шума. Луна, светлая, полная, лила свой молочный свет, звезды искрились, мигали, играли в прятки и в салочки. Непрерывно падала то одна, то другая звезда. Светлый ночной ветерок пробился из-за города и принес запахи полевых цветов, скошенной травы, цветущей акации и сосновой смолы. Он ерошил людям волосы, теребил расстегнутые мужские сорочки и подолы женских платьев.

Баська подняла глаза к звездному небу, которое она редко видела в задымленной Лодзи таким чистым и сияющим. Она вдыхала принесенные ветром ароматы, и ее девичья грудь высоко поднималась от счастья. Тишина, молочный свет луны, игра звезд, ночные запахи, загадочная ночь на баррикадах, готовое свершиться событие, великое, страшное и влекущее, пьянили ее, горячили ее молодую кровь.

— Вот так бы и умереть, — тихо сказала она Нисану и закрыла глаза.

— Зачем? Мы должны жить, — сказал Нисан и взял ее за руку.

Она крепко ухватилась за его теплую руку. Она чувствовала, как потоки огня переливаются из руки мужчины и расходятся по всему ее телу, от кончиков пальцев ног до корней волос на голове.

— Товарищ Нисан, — промурлыкала она, — почему мы бежим от счастья? Разве оно не для нас, борцов?

— Да, Баська, и для нас тоже, — ответил Нисан, — но насладиться этим счастьем мы сможем только после победы в нашей борьбе, когда добудем свободу.

— А мы доживем до победы?

— Мы должны верить в это, Баська, — твердо сказал Нисан.

На рассвете казаки подошли к баррикадам.

— В штыковую, вперед! — скомандовал офицер.

Солдаты шагали, готовые к атаке, выставив сверкающие штыки.

— Товарищи, встречайте их камнями! — закричали люди по ту сторону баррикады.

Град камней посыпался на атакующих солдат, заставив их отступить.

— Огонь! — приказал офицер.

Солдаты обстреляли баррикаду.

Целый день шла война между защитниками баррикады и вооруженными солдатами. Баррикада была крепкой. Пули отскакивали от нее. После полудня солдаты забрались на крыши домов, на балконы и начали стрелять по людям сверху. Среди защитников баррикады поднялась паника. Крики и стоны раненых разрывали воздух. Многие не выдержали, побежали.