Гламорама - Брет Истон Эллис

— По-моему, тебе пора, гм-м, научиться смотреть на вещи с более положительной стороны, — нерешительно заметил Скит.

— Я говорю забвению «Привет!», — отозвался я, энергично жуя «Mentos».

Он замолкает, затем пожимает плечами, мрачно кивает и поспешно отходит от меня.

Мимо проходит Аврора Дюкас, затем Ив Сен-Лоран и Таки. Всю вечеринку иракский посол не отходит ни на шаг от Бобби, который постоянно делает мне знаки, чтобы я не стоял на месте, а активно общался. И я провожу все начало вечера, нервно болтая с Дианой фон Фюрстенберг и Барри Диллером и постоянно пытаясь подобраться при этом поближе к Джейми, которая то игнорирует мое присутствие, то истерично смеется, тиская бассет-хаунда, которого кто-то притащил с собой на вечеринку, а бармены наливают шампанское в хрустальные фужеры, делая при этом вид, что не замечают нас. Как легко предсказать, ближе к ночи вечеринка становится все более и более отвязной, и гости принимаются плясать под «Republica», и появляются Кейт Мосс и Наоми Кэмпбелл в сопровождении Артиста, Ранее Известного Как Принц, и приходят Том Форд с Доминик Браунинг, а у меня завязывается плотная беседа с Майклом Дугласом насчет сафари категории хай-энд, в то время как в руке я держу тарелку с весьма аппетитным омаром, а из динамиков гремит «I'm Your Boogie Man» в исполнении КС and the Sunshine Band, что служит для Джейми сигналом приступить к пляскам, а для меня — изумленно взирать на нее. Слово «ВЕЧЕРИНКА» пылает у нас над головами, написанное яркими, разноцветными буквами.

Брюс покидает вечеринку, как только на ней появляется сын французского премьера, а Тамми запирается наверху в туалете с бутылкой шампанского и впадает в близкое к истерике состояние, и некто — скорее всего тот нажравшийся студент кинематографического факультета Нью-Йоркского университета, что провел несколько ночей у нас в квартире и постоянно предлагал всем прикурить от его зажигалки, — дает мне свой телефонный номер, накорябанный на последней странице старого «Le Mond» дорогим на вид пером, которое он явно одолжил у кого-то из знаменитостей. Новый тренажерный зал Дэвида Бартона открывается где-то в районе Ла Пигаль, и иорданская принцесса Сумайя восхищенно шепчет: «О, это великолепно!» Режиссер и Феликс вместе с большинством киношников потирают руки от того, в каком направлении развиваются события на вечеринке. В конце концов я падаю на скамейку во дворе и пьяно бормочу: « Bonjour, чувак!» — покидающему вечеринку Питеру Дженнингсу, но, пока я лежал на скамейке, у меня занемела нога, так что мне приходится скакать на одной обратно в зал, где я пытаюсь пригласить на танец Джейми, но Бобби мне этого не разрешает.

Сегодня мы побывали на следующих показах: Готье, Comme des Garзons и — после короткой остановки на новой квартире Франка Малио где-то по соседству с Елисейскими полями — Галлиано (гигантские белые шторы, нетипично современное освещение, звучит «Stupid Girl» Garbadge, модели кланяются, нам нужно алиби), затем неизбежный ужин в «Les Bains» в честь Дриса ван Нотена, охранники втаскивают нас в зал, я одет с ног до головы в Prada и успокаиваю себя лошадиными дозами ксанакса, поскольку событие нас ожидает явно навороченное, и говорю всем и каждому: «Привет, зайка!», использовав при этом практически весь мой арсенал интонаций, а именно — Канделас Састре, и Питеру Бирду, и Элеанор де Роган-Шабо, и Эммануэлю де Брантесу, и Грегу Хансену, и дантисту, услугами которого я некоторое время пользовался, пока жил в Санта-Фе, когда Хлое отправилась туда на съемки, и Инее Риверо, а кругом слишком много фотографов, закупщиков и пиарщиков, и все девушки пришли с сумочками из соломки и в платьях пастельных тонов, а клуб заставлен огромными напольными букетами из роз и гардений. Почему-то я постоянно слышу, как кто-то произносит слово «насекомые», а когда я прикуриваю сигарету, я замечаю, что сжимаю в руке бумажку в тысячу франков, которую Джейми зачем-то дала мне на показе Галлиано, в то время как я сидел рядом с ней и меня колотил озноб. В это утро за завтраком Бобби ничего не сказал нам о том, куда он направляется сегодня, но поскольку к этому времени было отснято уже огромное количество сцен, в которых я не принимал участия, я ограничивался тем, что старательно запоминал свои реплики и появлялся там, где мне полагалось по графику съемок, стараясь оставаться по возможности незаметным и не попадаться на глаза.

Я подхожу к томящейся по соседству съемочной группе, выхожу на точку и подношу огонь к сигарете Джейми. На ней обтягивающий брючный костюм в блестках от Валентино, а на глазах нарисованы карандашом «стрелки». Начинает звучать композиция Эрика Клэптона. Это знак, по которому я должен произнести реплику:

— Эрик Клэптон — отстой.

— Неужели? — спрашивает она. — А мне нравится.

Я хватаю бокал шампанского с подноса, который официант быстро проносит мимо меня, и мы оба выходим на танцпол, рассматривая публику и делая вид, что не видим друг друга.

— Ты нужна мне, — говорю я, едва улыбнувшись проходящей мимо Клаудии Шиффер. — Я жить без тебя не могу.

— Этого нет в сценарии, Виктор, — предупреждает она, тоже едва улыбнувшись. — Мы не должны играть эту сцену.

— Джейми, ну пожалуйста! — говорю я. — Пока Бобби нет, мы можем говорить все, что хотим.

— Прошу тебя, выбрось из твоих тупых мозгов все фантазии насчет секса после первого свидания, — с придыханием сообщает она.

— Зайка, — говорю я со всей возможной искренностью, — я не хотел сделать тебе больно.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, ты сделаешь больно нам обоим.

— В каком духе? — спрашиваю я.

Она отодвигается от меня. Я делаю шаг к ней.

— Эй, Джейми, — говорю я, хватая ее за плечо. — Что за дела?

— Ты даже не понимаешь, куда ты попал, Виктор, — отвечает она жестко, но по-прежнему с улыбкой на лице, успевая даже махать рукой людям в ответ на их приветствия. — Совсем не понимаешь.

— Так объясни мне.

— Не положено, Виктор.

— Но ты не любишь его, — говорю я. — Я знаю. Это работа, верно? Это все часть плана, верно? Ты просто играешь роль, верно?

Но она ничего не отвечает.

Бобби раздвигает зеленую бархатную портьеру и входит. Он одет в шикарный смокинг от Валентино, но на спине у него при этом рюкзачок от Prada, что его нимало не смущает. Он обозревает комнату, прикуривая сигарету, морщится от вспышек папарацци, он только что явился с вечеринки у Анаи, его волосы влажно блестят, и он начинает двигаться в нашу сторону по танцполу, натянуто улыбаясь.

— По-моему, ты его боишься, — говорю я. — Боишься, но не любишь.

— Слушай, ты мне дашь дожить спокойно хотя бы эту неделю? — говорит она, напрягаясь.

— Скажи мне, что ты его любишь. Ну скажи! — шепчу я, — Хотя бы скажи, что он тебе нравится.

Камера внезапно перестает описывать круги и показывает крупным планом, как мы оба беспомощно смотрим на приближающегося Бобби.