Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Вскоре два корабля добрались до Омагуа. Это была первая территория, на которой ни Орельяна, ни кто-либо из его друзей не имел возможности общаться с туземцами, поскольку язык, на котором те говорили, не имел никакого сходства с кечуа. Были и другие неожиданности. Так, например, индейцы этого региона оказались искусными гончарами, и фрай Карвахаль даже отметил, что здешняя керамика «превосходит то, что изготавливают в Малаге»{887}, – теперь она известна под названием «керамика гуарита». Также испанцы обнаружили двух гигантских идолов, затейливо украшенных перьями.

В этом месте располагался речной город около шести миль в длину, чей властитель, Пагуана, принял испанцев дружелюбно. Индейцы встречали их в своих домах так, как если бы не было ничего более естественного, чем привечать чужеземцев, несмотря на то что они никогда прежде не встречали людей, подобных кастильцам. Карвахаль писал, что «…от этого пуэбло отходило много дорог вглубь страны, по которым перемещались ламы, и повсюду можно было видеть немало серебра». Люди выглядели довольными и носили одежды ярких цветов. Питались они, судя по всему, разнообразными фруктами: здесь росли ананасы, груши, вишни и авокадо{888}.

Еще один посещенный ими речной город также тянулся на несколько миль, причем в каждом его районе имелась своя пристань. Здешние дома были приспособлены для проживания на земле, однако у людей были также просторные жилища на деревьях, «подобные сорочьим гнездам», в которых держалось все необходимое на случай разлива реки{889}. В некоторых городах испанцев встречали «изрядной войной», другие снабжали их продовольствием, в третьих люди бежали от них. Таким образом Орельяна и его люди достигли слияния Амазонки с другой рекой, которую они назвали Рио-Негро, «Черная река», под каковым названием она и известна с тех пор, поскольку ее воды были «черны как чернила», и после ее впадения в Амазонку более чем на шестьдесят миль вниз по течению вода сохраняла тот же зловещий черный цвет{890}.

После слияния двух могучих рек Орельяна и его спутники встретили невероятное количество разнообразных городов. В одном было две башни, в нескольких имелись храмы Солнца, а еще в одном один из индейцев сообщил им знаками, что местное население – «подданные амазонок, которым служат, лишь принося им перья попугаев, которые те используют для выстилки крыш своих домов». Выяснилось, что существует некая знатная женщина, которая правит всей этой территорией, руководя войнами этих женщин с пылом и рвением{891}. Именно эти невероятные сведения побудили Орельяну назвать реку, которую им суждено было вскорости так хорошо узнать, Амазонкой.

Спустя недолгое время они достигли еще одного великого слияния, где в Амазонку впадала река Мадейра. Здесь в одном из городов они захватили в качестве потенциальной переводчицы одну из индейских девушек, которая рассказала им, что в глубине материка живут много христиан, и среди них две белые женщины – судя по всему, их оставила за одиннадцать лет до этого, в 1531 году, экспедиция Диего де Ордаса. На этой территории, принадлежащей «амазонкам», путешественники подверглись яростному нападению с использованием луков и стрел, некоторые из которых были отравлены. Такой отравленной стрелой был ранен Антонио Карранса; другая убила Гарсию де Сория. В этой битве перед испанцами предстали около десяти обнаженных женщин, которые были белокожими, высокими и с большими головами.

Добравшись до следующего города, окруженного умеренно плодородными землями, которые, как решили испанцы, могли быть хороши для выпаса скота и выращивания пшеницы и фруктовых деревьев, Орельяна спросил одного из индейцев, что это были за женщины, напавшие на их экспедицию. Индеец ответил, что существуют семьдесят пуэбло, населенных одними только женщинами. Орельяна спросил, есть ли у этих женщин дети. Ответ гласил, что «господин, живущий в соседнем доме, привез этих женщин на свою землю, и его люди оплодотворили их, после чего вернули в их жилища. Если у них родится сын, он будет убит, но если родится дочь, о ней будут хорошо заботиться и обучат военному делу»{892}. Можно себе представить, что испанцы услышали в этом разговоре именно то, что ожидали услышать. Историк Овьедо комментирует, впрочем, что это были не настоящие амазонки, поскольку у них было по две груди: ведь у настоящей амазонки правой груди нет, поскольку она мешает стрельбе из лука{893}.

Вскоре после этого события Орельяна и его друзья заметили, что на реке наблюдаются приливы, и поняли, что, должно быть, они приближаются к морю. Окрестные территории были безлесными, высокие берега и саванны сменились низменностями, и вскоре они оказались уже несомненно в эстуарии великой реки, окруженные не материковыми землями, а островами. На этом этапе путешествия у них не было якорей, и они использовали вместо них камни – но порой прилив все равно поднимал корабли и за какой-нибудь час относил обратно туда, откуда они начинали путь этим утром.

Тут одна из бригантин была повреждена плывущим бревном, а другая в это же время оказалась выброшена на берег реки. Здесь на нее напали индейцы, которых было большое множество, но испанцам удалось отбить атаку. Они обнаружили пляж, где можно было вытащить на сушу и отремонтировать корабли. Из лиан был сплетен новый такелаж, из одеял, в которых путешественники до тех пор спали – новые паруса, и через две недели оба корабля были вполне восстановлены. Однако эти последние дни, проведенные ими на Амазонке, были днями скорби из-за голода, который им пришлось претерпевать. Они боялись есть что-либо кроме того, что можно было подобрать на берегу реки, – нескольких улиток и пары крошечных крабов.

И вот, наконец, они смогли поднять паруса и выйти из устья великой реки. Это было, как они все знали, 25 августа, День святого Луи[106], 244-й день с тех пор, как они расстались с Гонсало Писарро. За это время они потеряли четырнадцать человек. Фрай Карвахаль писал:

«…один день мы отдыхали, плетя веревки, и поскольку, как и все прочие вещи, которыми мы снаряжали себя, они были всего лишь имитацией, причем сделанной людьми без какого-либо опыта и непривычными к подобным ремеслам, их хватало лишь на очень недолгое время. Поэтому было необходимо постоянно работать и поправлять то одно, то другое. Так, в какое-то время мастерился парус, в другое руль, в третье помпа, еще когда-нибудь – корабельные снасти. В случае каждой из этих вещей, покуда мы их не имели, мы находились в величайшей опасности».