Тень всадника - Анатолий Гладилин

И просила ее не трогать, и ни с кем по телефону не соединять. Кроме...

Зуммер. Неужели кроме?.. Лариса докладывает: "На проводе такой-то. Будешь говорить?"

Черт бы его побрал! Только нащупала ниточку. Не потерять бы ее. Однако, говорить придется, иначе такой-то обидится. А обижать не хочется, почтенный папаша.

Почтенный папаша несет ахинею. Дескать, ему приснилось, что у нас была свиданка в доме на Пасси, дверь открыл твой слуга в старой ливрее, не помнишь его? И ты сказала, а я ответил, и ты сказала, а я сказал, и ты сказала... А потом студентка на занятиях спросила: как именно Жозефина спала с Императором? Не правда ли, смешное совпадение?

Еще как смешно! Минуту назад видела эти 130 тысяч, за хвостик их ухватила, да тут в трубку бу-бу-бу, мол, Жозефина через десять лет стала уж не той Жозефиной, бу-бу-бу, - и проклятущие 130 тысяч долларов исчезли с экрана. Вернее, на экране они есть, а в реальности - мираж. Качало-мочало, начинай сначала. Куда же они запропастились?

Короче, у любого самого благовоспитанного человека терпение лопнет.

- Тони, ты кончай свой бред с Жозефиной. Не ищи во мне того, чего нет и быть не может. Меня зовут Дженни. Дженни, а не Жозефина. Это ты вдруг стал на десять лет старше, а не я. Мне - двадцать семь! Ты пристаешь ко мне со своей Жозефиной, как с пареной репой или с писаной торбой!

Телефонная трубка обожгла мне пальцы. Но упоминание о пареной репе... Опять совпадение?

- Ты права, моя девочка. Я кончаю свой бред. На прощание позволь заметить, что если мне не изменяет память, по-русски говорят "пристал, как банный лист". С пареной репой и писаной торбой не пристают. Извини за занудство. Привычка поправлять студентов.

- "Вы не знаете по-русски, госпожа моя". Цитата из русского поэта, тебе не известного. Ты прав, мой профессор. Прав, как всегда. Извини за резкий тон. У меня запарка с репой, торбой, банными листами и зелеными бумажками, столь презираемыми тобой. Что же касается студентки, такой любознательной, я схватываю намеки. Не сомневаюсь, что ты пользуешься успехом. И если заведешь с ней роман и успокоишься, то я буду искренне за тебя рада.

* * *

Девять вечера. Она должна укладывать Элю. Еще можно звонить, не рискуя вызвать недовольство.

Сижу в "каюте без компании". На столе разложены книги, приготовлена чистая бумага. Только я не делаю записей. Я верчу в руках пистолет, вынимаю и ставлю на место обойму, подымаю и опускаю предохранитель.

Не автомат. Не профессорская рассеянность. Очень осмысленные движения.

Да, я ее отлично понимаю. Но еще лучше - теперь, наконец-то, не прошло и двухсот лет! - я понимаю психологию самоубийц. Добровольно уходят из жизни не от слабости, не от расстроенных чувств, неудач или горя. И не в состоянии аффекта. (Все, конечно, бывает, да я про здоровых людей.) Нервный срыв, отчаяние, повторяю, - все это преодолимо. Стиснуть зубы. Или закурить.

Уходят из жизни, когда больше нет весомых аргументов, когда больше нечем ответить. Там убеждены, что тебя раздавило или поставили по стойке "смирно". Так нет, получай! Самоубийство - это самозащита, последний удар обидчику.

- Извини за поздний звонок, моя девочка. Прощай!

И нажать курок. Какой сладостный, дикий соблазн!

Половина десятого. Еще можно звонить. Я верчу пистолет.

Десять. Уже неудобно. Уже поздновато. Наверно, она уже спит, ведь ей рано на работу.

Ладно, отложим до завтра.

* * *

С Дженни мы всегда сразу находили место в паркинге (Мы находили! Она находила). С Гансом тупо утюжим третий подземный гараж - и напрасно, все занято. Что людям дома не сидится, зачем они приперлись на променад Санта-Моники, что они тут потеряли?

- Ганс, да ну их к чертям собачьим, - взмолился я. Но Ганс изловчился и приткнул свою тачку в угол.

Два пешеходных квартала. Продвинутая молодежь Лос-Анджелеса неспешно двигается сомкнутыми рядами взад-вперед, изображая эксайтинг и веселье. Дабы публика не спутала променад с кладбищем, присутствуют номенклатурные фигуры эксайтинга: негр-атлет показывает трюки с мячом, чумазый мексиканец - трюки с огнем (дракон: Змей Горыныч глотает вонючее пойло, выпускает изо рта струю пламени), гипсовый мим - трюки с мыльными пузырями, китаец - иероглиф дрессирует пеструю бумажную спирохету (почему не тигра?), а у фонтана играет джаз. Якобы джаз. Гитарист, флейтист, ударник - бух, бух, бух, - ритм без мелодии. Якобы музыка. Юный бородач-тучник, облизывая микрофон, в такт выкрикивает короткие слова: "Я - тебя, ты - меня, сверху - вниз, снизу - в рот, слава - дрянь, коп - смерть, бой - бей, герлс - дай, мани-мани-мани, ты со мной!!" Якобы поет. Якобы песню. Смысла в словах не ищите. Байрон и Гете могут отдыхать. Мода нынче такая.

Мой глаз выхватывает из толпы парочку. Она обнимает и целует его, что-то взволнованно говорит, густую копну волос треплет ветерок - Она на уровне, Она соответствует, ну прямо героиня голливудского боевика. А Он... рыло как сапог, как ботинок, без намека на мысль или эмоцию. Видимо, все, что надо, он уже получил сегодня от девушки, и ему скучно, ждет не дождется, когда она от него отлипнет, отвяжется, отпустить его в бар пить пиво со своими дружками и хвастаться: "Пять палок кинул".

Шествует загорелая девица. Формы - мировой стандарт. Любо-дорого смотреть. На нее и смотрят. И она это знает. А что еще она знает? Что в ее светлой головке? Мешанина из клипов, телесериалов, кадров полицейских фильмов и фильмов ужасов (нынче не в моде сентиментальные), историй, вычитанных в глянцевых журналах про звезд рока и кино, топ-моделей и спортсменов, зарабатывающих миллионы - что еще? - несколько фраз, застрявших из детских книжек, две-три остроты, сказанные последним, с кем сидела в ресторане и спала (извините, занималась сексом), несколько примитивных мелодий - да нет там мелодий, они уже полуоглохли в дискотеках, где их всех травят звериной дозой децибелов! Раньше она хоть умела считать, а теперь зачем, когда есть карманный калькулятор? Спрашивается, о чем мне с ней разговаривать?

- Это кафе называют литературным, - сообщает Ганс.

Действительно, музыка тут не гремит и народу немного. Кто-то пишет (столбиком расходы за неделю), кто-то читает (учебное руководство по компьютерам), кто-то листает газету (биржевой курс). Бармен задрал на стойку ногу, засучил штанину и демонстрирует черной девице свои татуировки. Напротив нас сидит дама с милым лицом, уже чуть тронутым возрастом В руках у дамы толстый роман в бумажном переплете, - бестселлер! - и сама дама явно настроена завести роман, длинный и красивый. С Гансом, пожалуйста, не со мной.

И впервые за отмеренный мне срок - приговорили! - я почувствовал, как все мне чуждо, безразлично, неинтересно. Дженни меня бросила, жизнь кончилась.

- Что будем пить? - спросил Ганс.

* * *

Час ночи. Я устал и здорово поддавши.