Фаворит. Том 2. Его Таврида - Валентин Пикуль

– Червь заведется позже, а пока могут плавать…

От Эренстрема потребовали письменно изложить свой рассказ. Ознакомясь с ним, Густав III сказал:

– Отличный документ, срывающий фальшивый покров миролюбия с моей sestr’ы. Европа в брожении, и вряд ли Швеция избегнет военной участи. Осторожность требует от нас принять некоторые меры. У меня в стране снова неурожай, я выезжаю в Сканию, чтобы молиться заодно с голодающими. Вы найдете меня в Мальмё, где и получите задание, приличествующее вашим способностям…

Они встретились в Мальмё, опять была соблюдена обстановка секретности. Густав завел речь о Спренгпортене:

– К сожалению, таких офицеров, как он, немало в моей армии и на моем флоте. Вы сейчас нелегально проберетесь в провинции Эстляндии и Лифляндии, потерянные нами со времен Карла Двенадцатого, и там выявите антирусскую оппозицию среди тамошнего рыцарства…

Во время беседы дверь скрипнула, в щель просунулась голова очень красивого молодца, и король даже огорчился:

– Это барон Армфельд, он слишком умен, чтобы не догадаться, о чем мы тут сговариваемся… Ладно! Мы с бароном давние друзья. Я буду продолжать: мой флот в отличном состоянии, армия имеет полный комплект, арсеналы и магазины перенасыщены оружием. Никогда еще Швеция не бывала так прекрасно вооружена… Когда слухи о войне с Россией станут достоверны, старайтесь из Ревеля достичь Гельсингфорса: вы найдете меня на фрегате «Амфион»… Политическая обстановка, – продолжал Густав энергично, – сложилась в пользу Швеции, которую поддержат Англия, Пруссия и, конечно же, Турция. Теперь я спокоен, – сказал король, – Полтавы не повториться!

Через несколько дней Безбородко уже докладывал Екатерине об этой беседе. Она просила назвать источник.

– Барон Мориц Армфельд.

– Источник хорош. Можно верить…

Безбородко на цыпочках удалился. Екатерина вздохнула и продолжала письмо: «Столица моей империи, на мой взгляд, еще не найдена, и, вероятно, не мне сыскать ее… Нужно на 60 000 войска больше, чем имеем, чтобы обеспечить Санкт-Петербург от стремительного нападения!» Нападения – с севера.

Юсуф-Коджа спрашивал английского посла Гексли:

– Правду ли говорят люди, будто твой король изобрел машину, в которую запихивают живого быка, а потом вынимают из машины готовую колбасу из мяса и отличные гребенки из костей?

– При мне такой машины в Англии еще не было, – отвечал Гексли. – Но возможно, ее изобрели за время моего отсутствия.

– Ты узнай, посол, не слыхать ли в Европе о такой машине, чтобы в нее затолкать человека в штанах, а с другого бы конца он выскочил без штанов – уже высеченный и рыдающий…

Карьера Юсуфа характерна для империи Османов. Сначала он подавал воду и раскуривал трубки для капудан-пашей, затем на кораблях торговал лепешками для матросов. Разбогатев, пролез в казначеи флота, сделавшись пашою под кличкой «Коджа» (что означает «длиннобородый»). А теперь он – великий визирь, в его руках судьбы войны и мира… Конечно, беспардонный туризм русской кралицы до Тавриды стоит того, чтобы подпалить бочку с порохом. К тому призывали султана его советники – Гексли и пруссак Диц:

– Стоит вам поднять над Сералем «кохан-туй», и Швеция моментально высадит десанты на Невской набережной Петербурга.

«Кохан-туй» – это хвост лошадиный. Французский посол Шуазель-Гуфье предупредил Булгакова: Юсуф-Коджа вытряс уже все души из банкиров, чтобы сдали свои капиталы в казну султана.

– Это решение угрожает войной, и я сам свидетель тому, как султан жаловался прусскому послу Дицу, что привык посыпать плов солью, пахнущей малиной, а такая соль осталась в Крыму…

15 июля 1787 года Булгаков проснулся в Буюк-Дюре от лая злющих турецких овчарок, охранявших посольскую дачу.

– Москов сарайдан терджуман гылды!

Булгаков, еще сонный, понял: приехал драгоман из русского посольства.

Драгоман сказал: послу надо быть у Порога Счастья:

– Реис-эфенди желает видеть тебя завтра же…

Реис сидел на подушках с бумагою в руке:

– Теперь ты будешь слушать, что я скажу. Россия должна отказать себе в праве покровительства над ханом Грузии…

– Ираклий не ваш хан, а царь Грузии, которая волеизъявлением всенародным состоит в протекторате российском.

– Не ври! Ираклий вассал нашего падишаха. Слушай далее. Войска из ханства Грузинского вы должны вывести…

– Мы вывели их давно, – сказал Булгаков.

– Не прыгай, как блоха, через мои слова. Ты лучше слушай! Сорок соляных озер в Крыму вы отдайте султану. Турция отныне будет осматривать все русские корабли. Россия не имеет права ввозить в свои пределы с Востока масло оливковое, кофе из Яффы, пшено сарачинское (рис) и…

– Этим ультиматумом, – опередил его Булгаков, – Высокая Порта разрывает все артикулы Кучук-Кайнарджийского мира.

– Ответ дай не позже двадцатого августа.

Булгаков нагнулся над реисом, сидящим на подушке:

– Ты же умный человек и понимаешь, что за такой срок я не успею отослать пакетбот до Севастополя, курьеры не успеют доехать до Петербурга и вернуться с ответом…

Не дослушав посла, реис-эфенди свернул бумагу:

– Я лишь исполнил волю моего повелителя.

– Но я заметил в твоих словах волю советников, прусского и английского, которые как серьги висят на ушах визиря…

Возвратясь в посольство, Булгаков сразу начал уничтожать дипломатическую переписку, спалил секретные шифры, деловые бумаги. Ему советовали закопать в саду драгоценные вещи.

– Вещей я никогда не жалел, – отвечал посол…

К великому визирю Юсуф-Кодже явился курьер султана с повелением: «ОБЪЯВЛЯЙ ВОЙНУ. БУДЬ ЧТО БУДЕТ». «Будь что будет» – это мусульманский «кысмет», но в переводе на русский язык. Юсуф отправил курьера к реису, чтобы звал Булгакова в Диван. Встреча в Диване состоялась 5 августа.

– Мы, – заявил Юсуф, – не желаем знать никакой Тавриды, для нас она останется Крымом татарским. И мы решили: Россия должна вернуть нам Крым, а все прежние договоры уничтожаются, включая и Кучук-Кайнарджийский… Если ты не согласен с нами, мы поднимем даже стариков и мальчиков, начиная с семи лет, всех пошлем на войну – и вы погибнете в крови и во прахе.

«Я, – писал Булгаков, – едва не спросил: да кто же останется столицу беречь?.. Дворы Порты наполнены были янычарами, один из них стоял надо мною и держал кинжалы, как бы боясь, чтоб я не заколол визиря. При провожании меня чины Порты плакали», и по их слезам Булгаков понял, что не все в Турции потеряли головы: есть еще турки, желающие мира с Россией… Янычары, обнажив ятаганы, провели русского посла в Эди-Куль. Он глянул на крыши дворца Сераля: там ветер развевал длинный и черный «кохан-туй».