Неукротимый, как море - Уилбур Смит

Вместо этого она искала место, где кончается пружина. Выяснилось, что пружина крепится к какому-то плоскому вертикальному рычажку. Саманта отчаянно дернула за него — и тут же оглушительно рявкнул дизель. Девушка вздрогнула и разжала пальцы. Грохот сменился ворчанием, и она потеряла несколько драгоценных секунд, заново отыскивая заветную пипочку. На сей раз она прижала рычажок до упора: двигатель заревел, и «Ловкач» стал набирать скорость.

С губ Саманты сорвался молитвенный лепет. Оглохнув от грохота, она даже не могла сказать, имеют ли ее слова смысл. Но ничего: главное теперь — держать дроссель открытым и молиться.

Она не слышала вопли, раздававшиеся на палубе, не знала, сколько осталось до «Золотого рассвета», не знала даже, стоит ли Хэнк Питерсен за штурвалом, выводя суденышко с пути танкера, — она просто держала рычажок и молилась.

От столкновения «Ловкач» вздрогнул всем корпусом, раздался треск лопающейся стали и дерева, и палуба перекосилась, подминаемая носом танкера.

Саманта упала, ударившись лбом о горячий дизель. Удар был таким сильным, что глаза застило ослепительным белым светом, после чего обрушился звонкий мрак. Девушка рухнула навзничь и потеряла сознание.

Она не знала, сколько времени провела без сознания; скорее всего не больше нескольких секунд. Ледяная вода, брызнувшая в лицо, заставила прийти в себя, и Саманта приподнялась на колени — из обшивки, совсем рядом, хлестало несколько струй. Рубашка и джинсы успели промокнуть насквозь, от соленой воды девушка наполовину ослепла, а голова болела так, будто кто-то раскроил ей череп и загнал шило между глаз.

Саманта едва понимала, что происходит. Вновь вхолостую бормотал дизель, в трюме плескалась вода… На миг ей показалось, что танкер полностью накрыл «Ловкача», загнав его под днище. Впрочем, она тут же сообразила, что сейнер хоть и отбросило бесцеремонно в сторону, он до сих пор был на плаву.

И тогда девушка поползла по перекошенной, взбрыкивающей палубе. Она точно знала, где расположен трюмный насос — Том показал и обучил всех и каждого в команде, — и Саманта медленно ползла к нему с мрачным упрямством.

Хэнк Питерсен вылетел из рубки, дико размахивая руками. Он силился накинуть на себя спасательный жилет, но не вполне понимал, что следует делать: прыгнуть за борт и вплавь уходить с дороги слегка изменившего курс танкера или остаться на «Ловкаче» и вместе с ним попытать судьбу, потому как до столкновения оставались считанные секунды.

Остальных охватила та же нерешительность; столпившись у фальшборта, все смотрели на гору гладкой закругленной стали, которая закрывала полнеба. Один лишь телеоператор на крыше рубки — явно фанатик, не понимающий масштаба всей опасности, — продолжал снимать. Его восторженные восклицания и жужжание камеры сливались с шелестом отгоняемой носом «Золотого рассвета» волны, гребень которой возносился на пятнадцать футов, шипя и потрескивая, как пламя пожара в сухой степи.

Внезапно над головой Хэнка рявкнул дизельный выхлоп и тут же затих, вернувшись к прежнему бормотанию холостого хода. Он вскинул лицо, недоуменно помаргивая, а выхлопная труба ожила вновь, и палуба дернулась под ногами. Со стороны кормы донесся шум вскипевшей под винтом воды, «Ловкач» стряхнул с себя летаргический сон и задрал форштевень, подкинутый крупной зыбью Гольфстрима.

Еще секунду Хэнк стоял как вкопанный, а затем нырнул в рубку, где — не сводя глаз с бокового обзорного окна — принялся бешено крутить штурвал, закладывая резкий поворот.

Сейчас все поле зрения занимал танкер, но маленькое суденышко уже ринулось поперек пролива, надеясь оставить нос «Золотого рассвета» за кормой.

Еще несколько секунд, и они будут в безопасности — однако «Ловкач» тут же налетел на поднятый танкером вал воды, и Хэнка швырнуло через всю рубку. В груди что-то неприятно поддалось, он услышал мягкий щелчок треснувшей кости, но через миг все звуки утонули в стоне рвущегося металла — оба корпуса вошли в контакт. Хэнка вновь сбило с ног, и он растянулся поперек настила.

На ноги встать никак не получалось: сейнер качало и подкидывало так, что Хэнк приложился лицом о палубу. Тут последовал еще один удар, «Ловкача» потащило вдоль борта танкера — но затем суденышко отбросило вбок, чуть не перевернув вверх килем, после чего «Ловкач» принялся поплавком скакать на волнах-«усах», отбрасываемых танкером.

Сейчас по крайней мере Хэнку удалось подняться, однако он тут же сложился в поясе, прижимая руками сломанные ребра. Оглушенный и ошеломленный, он посмотрел в окно.

В полумиле от них танкер лениво разворачивался под ветер, хотя обычного буруна за кормой видно не было. Хэнк проковылял к выходу из рубки и выглянул наружу. Вода быстро сливалась с палубы через шпигаты. Релинг исчез, оставив после себя куски лееров, на которых сиротливо болтались обломки поручней. Изломы деревянных брусьев сияли в солнечном свете, как перерубленные сахарные кости.

Из люка машинного отделения выползла Саманта. На лбу вздулся фиолетовый рубец, девушка насквозь вымокла, а руки по локоть вымазаны солидолом. Она смахнула упавшую на лицо прядь — по тыльной стороне ладони шел ярко-алый ожоговый след.

— Самми, ты как?

— Вода прибывает, — сказала девушка. — Я не знаю, как долго насос сможет ее удерживать.

— Ты починила дизель? — спросил он.

Саманта кивнула.

— Дроссель оставила открытым, — сказала она и с чувством добавила: — И больше никогда этим не займусь. Пусть туда кто хочет, тот и лезет, я свое дело сделала.

— Покажи как, — попросил Хэнк, — и вставай к штурвалу. Чем быстрее доберемся до Ки-Бискей, тем счастливее я буду.

Саманта смотрела вслед уходившему «Золотому рассвету».

— Господи! — изумленно покачала она головой. — Да мы в рубашке родились!

«К кобыльим хвостам шторм привязан…» Николас Берг вскинул лицо к небу и пробормотал старую морскую поговорку, прикрывая глаза козырьком ладони.

Облака выглядели изумительным, тончайшим кружевом, расстеленным длинными легкими лентами в глубокой синеве небес. Прямо на глазах Николаса перистые ленты переплетались и меняли рисунок — что недвусмысленно говорило о силе высотного ветра. Облачность лежала не ниже тридцати тысяч футов, и воздух под ней был чистым и прозрачным — лишь со стороны западного горизонта, над Флоридским полуостровом, чей силуэт пока что едва проглядывался, вздымались серебристо-синие грозовые тучи.

Вот уже шесть часов буксир шел, подхваченный Гольфстримом. Об этом ясно свидетельствовали характерные признаки: крупная зыбь частых волн, особенная яркость местных вод, которые сначала согревались в мелком тропическом бассейне Карибов, затем переливались в Мексиканский залив, где их подогревало еще больше, и уже отсюда вся эта масса устремлялась сквозь узкий сток Флоридского пролива, закручиваясь к северо-востоку благодатной дугой, которая утепляла нерестилища Северной Атлантики и смягчала климат стран, лежащих на ее пути.