К вопросу о миражах - Георгий Куликов

— А что же делать? — неуверенно спросил Захар.

— А ты сам подумай, а потом поговорим, — сказал Горин и, отвернувшись, крепко заснул.

Следующий день прошел, как и предыдущий, поезд ехал быстро, хотя временами были большие остановки. Утром, пожевав немного хлеба, Федор Иванович заметил, что Захар о чем-то думает, уставившись в небольшое вагонное окошко, и только к вечеру он подошел к Горину и присел с ним рядышком на сено.

— Ты, Федька, грамотный человек, может, что-то и придумаешь насчет серебра. Я тут думал, правильно говоришь, что всю жизнь в бедноте прожили и будем так жить дальше. Ну закончится война, и опять слесарить пойду за копейки…

— Ну вот, уже мысли правильные у тебя стали появляться, — проговорил Горин, — есть ли у тебя надежные друзья здесь в отряде?

— Да, есть двое мужиков, тоже земляки из Петербурга, они мастеровые, на путиловском заводе работали, — тихо проговорил Захар, — у них тоже родных не осталось, а война по горло надоела.

— Так вот когда поезд остановится на полустанке, и ты пойдешь за водой, — сказал Федор Иванович, — попробуй поговорить с ними и расскажи, не утаивая, про серебро. Там на всех хватит сполна.

— А еще о чем говорить? — спросил Захар.

— Ну объясни им, так, мол, так и так, что серебро, улучив момент, надо забрать себе, а остальных вместе с командиром перебить, и главное, чтобы твои мужики согласились, — сказал Горин.

Где-то через час поезд остановился, дверь вагона отъехала в сторону и открылась, Захар, взяв чайник, спрыгнул с него и закрыл дверь. Поезд стоял долго, вдали глухо слышались голоса людей, лязг вагонов и мерное постукивание на крышу вагона начинающегося дождика. Через какое-то время дверь вагона снова открылась, и в него взобрался Захар с чайником и со свертком в руках.

Когда поезд тронулся, солдат подошел вплотную к Горину и присел рядом.

— Я рассказал все мужикам, и они согласились, хотя вначале и не поверили мне, — сказал он.

— Вот и хорошо, — сказал Горин, — теперь будем ждать удобный случай для осуществления нашего плана. Ты, Захар, будь готов, и когда я скажу, нужно будет действовать.

На следующий день поезд остановился, и дверь вагона открылась. Показалось лицо командира отряда, который приказал Горину выйти из вагона. Спрыгнув на землю, Горин почувствовал прилив свежего ветра и увидел чудесный закат уходящего за горизонт солнца. Его подвели к грузовику, стоящему рядом с вагоном, в котором уже лежали ящики с серебром, и втолкнули в него. В грузовике, помимо ящиков, уже находились солдаты, которые и сидели на них. Впереди грузовика стояла легковая машина, в которую сели командир и несколько солдат. Через некоторое время они поехали и, поскольку дорога была очень плохой, ехали очень медленно, огибая овраги и ямы. Ехали долго, солдаты стали было засыпать, как грузовик остановился, и Горин услышал ругань командира, который отчитывал кого-то. Командир отряда приказал всем выйти из грузовика, и когда Горин спрыгнул на землю, то первое, что он увидел, — перекосившуюся табличку с надписью «Коломенское». Водитель колдовал у открытого капота машины, из которого шел едкий дым, а командир отряда с несколькими солдатами пошел в сторону стоящих неподалеку деревенских избушек с заколоченными окнами. Через некоторое время они вернулись, и командир сказал, что они заночуют в этом селе, а утром выдвинутся к Москве. Командир с несколькими солдатами занял одну избу, а Горина с еще несколькими определил в другую.

Выждав удобный момент, Горин шепнул Захару, что это удобный случай и что он должен ждать его сигнала. Когда через несколько часов все уставшие от такой дороги солдаты заснули, Горин подал Захару сигнал, и они начали действовать.

— В этом месте записки деда обрываются, — сказал Денис.

— И что же было дальше? — спросил с интересом Кудрин.

— А дальше было так, — проговорил Денис, — моя бабушка в то время была еще совсем молоденькой и жила со своей матерью в деревне Дьяковское, что в двух километрах от села Коломенское. Она работала в полевом госпитале красных санитаркой и на работу и после работы каждый день ходила пешком домой. Так вот, в тот момент она, как обычно, возвращалась домой, услышала перестрелку и у самой своей деревни в кустах наткнулась на раненого человека, который еле дышал. При нем она обнаружила лишь блокнот и маленькую иконку, а вокруг шеи был небольшой серебряный крестик. С большим трудом она перетащила деда к себе в сарай, благо он стоял на краю деревни, и перевязала его. Он не мог говорить, а только тихо стонал. Бабушка, как смогла, обработала его раны и напоила его. Так она деда буквально вытащила с того света, — продолжал рассказ Денис, — благо ее мать, которая работала тогда в сельсовете, с пониманием отнеслась к незнакомцу и тоже помогала ухаживать за дедом. Через некоторое время ему стало лучше, раны затянулись, и они по вечерам долго разговаривали, дед ей рассказывал о себе и своих злоключениях. А потом между ними возникли чувства любви друг к другу; мать моей бабушки, воспользовавшись неразберихой в первые годы Советской власти, сделала деду документы, что он житель деревни. Это было сделать нетрудно, так как в дерене было всего несколько уцелевших от революционной сумятицы домов, в которых жили в основном пришлые люди. Через год дед и бабушка тайно обвенчались в небольшой церкви села Коломенское, а мать бабушки сделала им нужные документы из сельсовета, — продолжал Денис, — а вскоре у них родился сын Николай — мой будущий отец. Деда теща устроила на работу сторожем на единственный в деревне склад сенажа, но он прожил недолго, раны давали о себе знать, и через два года он ушел в мир иной.

— Да, вот это жизнь человека, через какие только испытания он не прошел! — проговорил Женя.

— Я сам часто думаю о нем, — сказал Денис, — его жизнь вписывается в исторический пласт русского человека, попавшего в мясорубку революции.

— Так в чем же должна состоять моя помощь, Дениска? — спросил Кудрин.

— В прошлом году у нас в оркестре появился второй администратор, некий Михаил Шихман, — проговорил Денис, — он тоже когда-то бежал из Союза и, по большому счету, был очень грамотным и пронырливым администратором. И вот месяца три назад мы у меня дома отмечали мой день рождения, а когда все закончилось и гости ушли, Мишка остался у меня переночевать, так как ему было далеко добираться до квартиры. Мы с ним еще выпили, потом пели наши русские песни и под аурой ностальгии я рассказал ему про своего деда, о его жизни и про серебро, которое он спрятал. Я также показал иконку, на которой был начерчен план схрона ящиков с серебром.

— А зачем ты ему рассказал свою тайну? — спросил с удивлением Женя.

— Да сам не знаю, так получилось, — ответил Денис. Так вот, месяца три назад мы уехали на гастроли, а Мишка остался в Новом Орлеане для проработки следующего турне, — продолжал Денис, — а когда я приехал домой, то почувствовал, что в доме кто-то был. Ничего не было украдено, все было в целости и сохранности, но какое-то чувство направило меня к месту на полке, где лежала бабушкина коробочка. Открыв ее, я увидел, что иконка исчезла. И Мишка испарился, как растаявший снег, нигде его не было, а из своей квартиры он съехал. Я почувствовал недоброе и понял, что зря ему рассказал все, но деваться было некуда, и я проглотил эту горькую пилюлю. А вот позавчера, когда мы приехали в Москву и устраивались в гостинице «Националь», в холле я увидел живого Мишку Шихмана, который общался за столиком с какими-то мужиками. Я сразу понял, для чего он приехал в Москву, но никак не мог придумать, что дальше делать, и вот сегодня встретил тебя. Поэтому ты второй человек, кто узнал нашу семейную тайну, и я прошу тебя помочь найти это серебро и передать его вашим властям: это достояние России и должно быть именно здесь.