Лабиринт призраков - Карлос Руис Сафон

– Суть в том, что правители этой страны уже не представляют, что сделать, чтобы вразумить народ. Правда, Фермин?

Тот лишь пожал плечами:

– Не понимаю, зачем так напрягаться. В большинстве случаев срабатывает легкое полоскание мозга.

– Вот и вышел анархист, – усмехнулась Мерседитас.

Дон Анаклето удовлетворенно улыбнулся, почувствовав, что наконец разгорается настоящая дискуссия, к которым он питал особую склонность. Фермин произнес:

– Послушайте, Мерседитас, поскольку мне известно, что ваше знакомство с газетами начинается и заканчивается гороскопом, а сегодня мы празднуем знаменательную дату столпа этой семьи…

– Фермин, пожалуйста, передайте мне хлеб, – вмешалась Беа, желая сохранить мир во время праздничного ужина.

Тот смирился и протрубил отступление. Дон Федерико, часовщик, поспешил на выручку, нарушив напряженное молчание:

– Скажите, Алисия, кто вы по профессии?

Мерседитас, которой не нравилось, что к незваной гостье относились с подчеркнутым уважением и вниманием, бросилась в бой:

– А зачем женщине профессия? Разве недостаточно, что она ведет дом, ухаживает за мужем и детьми, соблюдая заповеди, усвоенные от родителей?

Фермин хотел что-то сказать, но Бернарда накрыла ладонью его руку, и он прикусил язык.

– Да, но ведь сеньорита Алисия не замужем. Не так ли? – не сдавался дон Федерико.

Алисия сдержанно кивнула.

– И даже нет жениха? – недоверчиво уточнил дон Анаклето.

Она скромно улыбнулась и покачала головой.

– Приехали! Вот вам неопровержимое доказательство факта, что в этой стране не осталось достойных холостяков. Сбросить бы мне лет двадцать… – заявил дон Анаклето.

– А лучше – все пятьдесят, – заметил Фермин.

– У настоящего мужчины нет возраста, – парировал дон Анаклето.

– Не следует путать нравственные категории с урологией.

– Фермин, за столом дети, – укоризненно сказал сеньор Семпере.

– Если речь о Мерседитас…

– Вам следовало бы вымыть с мылом рот и помыслы, или отправитесь прямиком в ад! – воскликнула Мерседитас.

– Тогда я хотя бы сэкономлю на отоплении.

Дон Федерико вскинул руки, чтобы прекратить перепалку.

– Внимание… Вы галдите наперебой и не даете ей ничего сказать.

Стало тихо, и все посмотрели на Алисию.

– Итак, – произнес дон Федерико, – вы расскажете нам, чем занимаетесь…

Алисия обвела взглядом присутствующих, с интересом ожидавших ее ответа.

– Откровенно говоря, сегодня мой последний рабочий день. И я пока не знаю, что буду делать дальше.

– Но о чем-то вы, наверное, думали, – заметил сеньор Семпере.

Алисия потупилась:

– Я думала, что хотела бы писать. Во всяком случае, попробовать.

– Браво! – воскликнул букинист. – Вы станете нашей Лафорет.

– Скажите лучше, Пардо Басан[59], – поправил дон Анаклето, разделявший широко распространенное национальное заблуждение, согласно которому живой писатель не заслуживал внимания, если только он не находился на смертном одре при последнем издыхании. – Вы не согласны, Фермин?

Тот взглянул на сотрапезников, а потом уставился на Алисию.

– Я бы согласился, любезный друг, если бы не внутреннее ощущение, что Пардо Басан смотрелась в зеркало и видела девочку из хорошей семьи, тогда как наша сеньорита Грис больше похожа на роковую героиню, и я не уверен, что она вообще отражается в зеркале.

Воцарилась тишина.

– Что вы имеете в виду, всезнайка? В чем тут соль? – набросилась на него Мерседитас.

Даниэль схватил Фермина за руку и увел в кухню.

– Смысл в том, что если бы у людей разум был хотя бы вполовину таким большим, как их рот, если не сказать хуже, мир стал бы совершеннее, – проронила София, витавшая до тех пор в облаках или в мире туманных грез, где обитают лишь очень юные существа или блаженные.

Сеньор Семпере перевел взгляд на племянницу, которую жизнь послала ему на склоне лет в подарок или в наказание. И, как довольно часто происходило, ему почудилось, будто на мгновение сквозь толщу океана времени он увидел и услышал Исабеллу.

– Именно этому теперь учат на факультете филологии? – поинтересовался дон Анаклето.

София пожала плечами, возвращаясь в заоблачные дали.

– Господи, нас ждет ужасное время! – заявил профессор.

– Не огорчайтесь, дон Анаклето. Время всегда одно и то же, – заметил сеньор Семпере. – Суть в том, что оно никого не ждет, а идет себе дальше и меняется при первой возможности. Как насчет того, чтобы выпить за прошлое, будущее и нас, застрявших между ними?

Малыш Хулиан поднял свою чашку с молоком, с воодушевлением поддержав предложение деда.

Тем временем Даниэль загнал Фермина в угол кухни, подальше от глаз и ушей сотрапезников.

– Можно узнать, какая муха вас укусила, Фермин? Судя по всему, она была размером с арбуз.

– Эта женщина – волк в овечьей шкуре, она не та, за кого себя выдает, Даниэль. Я чую подвох.

– В чем он заключается? Поясните, если не трудно.

– Я не знаю, но собираюсь выяснить, что у нее на уме. Интригой тут несет за версту, как духами с блошиного рынка, которыми облилась Мерседитас в надежде заарканить часовщика. От подобного амбре спастись можно только на соседней улице.

– Как вы рассчитываете это выяснить?

– С вашей помощью.

– Даже речи быть не может. Меня не впутывайте.

– Не поддавайтесь чарам вампирши. Она роковая женщина, что так же верно, как меня зовут Фермин.

– Напоминаю, что роковая женщина – почетный гость моего уважаемого отца.

– А вы не поинтересовались, как ей подвернулся случай так удачно напроситься в гости?

– Не знаю. Мне безразлично. Случайности бывают всякие.

– Вам это подсказывает ограниченный ум или половые железы?

– Мне подсказывает здравый смысл, которого вы, вероятно, напрочь лишились одновременно с чувством стыда.

Фермин саркастически рассмеялся:

– Надо запомнить. Ей удалось обольстить и отца и сына, причем в присутствии вашей супруги, живой и здоровой.

– Хватит нести чепуху, тем более нас могут услышать.

– Пусть все слышат! – громко воскликнул Фермин. – Ясно и отчетливо.