Выстрел в Опере - Лада Лузина

Воистину вероломный Модерн был самым попсовым из всех стилей, поскольку был он — стилем женским.

А женская красота — всегда продажна. Все, что женщина почитает Красотой — одежда, драгоценности, безделушки и сама женщина, — выставлено на продажу. В отличие от вечной мужской красоты, место которой в музеях.

Потому, в отличье от Даши, Маша не узрела ничего незаконного в женской жажде купить модерновую «жемчужину» Киева и привычно потянулась к стопке книг, дабы отыскать среди них носившую имя:

Архитектор Городецкий

Ибо самый гениальный из архитекторов Города, большой оригинал, щеголь и франт, разгуливавший по Киеву с обезьянкою на плече (первый в Киеве мужчина за рулем своего авто!), путешественник и страстный охотник — Лешек Городецкий построил эту охотничью грезу для себя. И ныне жил в нем самолично, посмеиваясь над выдумками киевлян и поглядывая из окон на мальчишек, прибегавших поглазеть на «дом колдуна».

— Знаешь что, Катя? — подбоченилась Чуб. — Кто много хочет, мало получит! Думаешь, можно так просто захотеть и получить чужого парня? Или самый суперовый в Киеве дом?

— Почему же нельзя? — спокойно спросила Катя. — Вот неделю тому я пожелала купить дом на Николаевской улице. Его Гинсбург построил. Я же сама ему землю и продала. Это нынче лучший доходный дом не только в Киеве, во всей России![37]Все по высшему разряду. Лифт, телефон, электричество, ванная, паровое отопление, холодильные камеры, стоянка для экипажей, гараж, посыльный для особых поручений, камердинер… Я и решила: раз лучший, значит, будет моим! Через неделю-другую я его куплю. Причем очень дешево.

— А не много ты о себе воображаешь?

— Не веришь? Сама прочитай. Первая полоса!

Даша нехотя подошла к дивану и придвинула к себе верхнюю газету.

ПРИВИДЕНИЕ В ПАРИЖЕ

— В Париже? И что с того? — сказала она.

— В нашем «Париже», — сказала Катя, и, вынув газету из Дашиных рук, принялась читать вслух.

Новая Николаевская улица по праву прозвана горожанами «Киевским Парижем». Здесь разместились самые фешенебельные магазины, конторы, доходные дома отменной архитектуры. И первый из них — дом Гинсбурга в двенадцать этажей, самый высокий дом во всей Российской империи!

Увы, с недавних пор обитатели его квартир с шикарной меблировкой не в силах сполна насладиться выпавшим на их долю счастьем. Неделю тому поздним вечером жители доходного дома услышали душераздирающий крик. Прибежавшие на вопль обнаружили горничную графини N, лежащую без чувств. Когда, стараниями прибывшего лекаря, девицу удалось привести в сознание, бедняжка, дрожа всем телом, поведала собравшейся компании, что видела привидение. Со слов несчастной, пред ней явилась белая фигура, напоминающая чертами молодую девушку, и будто бы произнесла слова: «Не мучайте меня, не ходите по моей могиле. Дайте покой».

Безусловно, при иных обстоятельствах признание излишне впечатлительной и подверженной суевериям горничной было бы поднято на смех и происшествие сочли бы забавным. Но квартиронанимателей первейшего на Киеве доходного дома слова девицы повергли в ужас. Как стало известно вашему покорному слуге, с первых дней многие почтенные господа жаловались домовладельцу на странные, инфернального происхождения звуки, в особенности досаждающие им в ненастную погоду. Звуки эти напоминали не то вой, не то женский плач. И по этому, да простят мне каламбур, плачевному поводу хозяину поступало немало жалоб. Неудивительно, что рассказ горничной вызвал понятное волнение.

На следующий же день мадам N порешила съехать с квартиры. И, невзирая на то, что ни в чем не повинной горничной немедленно отказали от места, ее уход не смог остановить панику. На днях еще две почтенных семьи покинули злосчастный дом Гинсбурга. Тем более к этому времени выплыли и иные факты. Дочь покойного профессора Меринга, на месте усадьбы которого построена новая Николаевская улица, утопилась в пруду. И водоем, где она нашла свою смерть, находился аккурат под домом. Таким образом, рассказ горничной полностью подтвердился…

— Но это же неправда! — возмутилась Маша. — Озеро было под театром Франко. То есть сейчас он театр Соловцова. Николаевская крутая. Как никому на ум не пришло, что озеро не может лежать на склоне?! И утопилась дочка не в нем. И не дочь утопилась, а жена. И вообще, это легенда Дома с химерами. При чем тут дом Гинсбурга?

— А при том, — царственно сказала Катерина, — что, где бы она ни утопилась, это уже неважно. Важно, что рано или поздно жильцы выметутся оттуда. А дом пойдет с молотка, как проклятый. И, как по мне, это отличная новость. Я буду не я, если его не куплю! — радостно завершила она.

— А привидение? — спросила Даша, скривившись в адрес меркантильности «божьей избранницы».

— Вместе с привидением. Что я, с привидением не договорюсь? Я-то, бывшая ведьма, — рассмеялась Дображанская.

— Что я тебе говорила? — завела певица. — Катя любит «катеньки», а «катеньки» любят Катю. Она только деньги гребет. Она способна сделать деньги даже из привидения!

— Я, между прочим, их и тебе нагребла, — презрительно припомнила любимица «катенек». — Ты тоже могла бы купить себе дом.

— Зачем мне дом, я — высокодуховное существо! А она, — выкинула Землепотрясная обличающий перст, — поверь мне наконец, кроме бабок, никого на свете не любит. Даже себя саму!

— Это неправда. — Глаза Кати наполнились фиолетовым мраком.

— Ну кого ты любишь во-още? Кого? — вцепилась в нее Землепотрясная. — Ты до Отмены с собой покончить хотела, оттого что у тебя магазины забрали. Потому что без денег тебе грош цена!

— Я, если хочешь знать, — сказала Катя, — только здесь себя полюбила.

— Потому что здесь у тебя бабок еще больше! — растолковала сей феномен Даша Чуб.

— Нет, — грозно отчеканила Екатерина Михайловна. — Потому что здесь я впервые в зеркало смотрю с удовольствием, без страха. Потому что здесь не страшно быть красивой. Потому что здесь у женщин есть честь! Эта честь — данность. И из этой данности следует, что никто не полезет тебе тупо под юбку. Ты хоть знаешь, каково мне с моей мордой жилось в нашем бизнесе, где каждый, каждый третий начальник считал, что уложить такую бабу, как я, для него вопрос чести? — смерила она взглядом певицу. — А не уложить — показать себя нестоящим мужиком. Потому что в нашем веке не было ничего бесчестного в том, чтобы с ходу предложить понравившейся тебе порядочной женщине отправиться в койку. Потому что у нас считалась непорядочной женщина, которая отправилась с мужиком в ресторан, а потом ему не дала. И что меня там защищало? Ничего! Мы сами все преграды разрушили, когда равноправия добивались. Женщина равна с мужчиной! А равна — значит, бой один на один со шпагами равной длины. А здесь каждая дама — замок, окруженный рвом! Здесь на тебя снизу вверх смотрят, рот открыв, а подойти никто не может. Гениальная стратегическая позиция! Потому что здесь честь — не пустой звук. Ради нее убивают.