Французская мелодия - Александр Жигалин

спросила она.

— Четверть восьмого, — ответил он. — Через полчаса объявят посадку, через полтора будем в воздухе, что даст нам возможность созерцать красоту земли с высоты птичьего полёта.

Отразившаяся в глазах задумчивость придала взгляду Ольги печаль.

— Ещё через три, — решил не останавливаться в рассуждениях Илья, — будем вдыхать прохладу морского воздуха. Весной жизнь в Ялте более чем размеренная, я бы даже сказал умиротворённая. Кстати, до того, как нам встретиться, ты бывала в Крыму?

— С родителями в детстве. Когда мама была жива, мы каждый год куда-нибудь ездили то в Крым, то на Кавказ. Однажды на машине добрались аж до самой Астрахани, оттуда на теплоходе по Волге и обратно.

— Как твоему отцу при его занятости удавалось летом вырываться в отпуск?

— Не знаю. Меня тогда это мало интересовало. В семье всегда всем командовала мама.

— Что вот так каждый год ездили?

— До включения отца в группу Соколова. Мне было одиннадцать, когда отец сообщил об этом маме. То был день невозврата к жизни, к которой привыкли, которая устраивала всех.

Родители закрылись в спальне и о чём — то долго спорили.

Для мамы назначение отца было сравнимо с трагедией. И, как мне кажется, в день тот в отношениях их произошёл разлад. Не знаю, о чём говорили, но, когда вышли из спальни, на маме не было лица. Дом в один день опустел. Всё вроде бы оставалось на прежних местах, собирались по вечерам за ужином, ходили в театр, в кино, но что-то было потеряно, и как потом выяснилось, навсегда. Через четыре месяца стало известно, что мама неизлечимо больна, а ещё через два она умерла.

— Что послужило причиной?

— Рак крови.

— Что вот так сразу рак?

— Не сразу, конечно. Хотя тогда мне казалось, что всё произошло в один день. Сначала начались разговоры, затем посещения больниц, процедуры, сдачи анализов. Потом прозвенел звонок, и всё стало ясно.

Когда маму увезли, отец пришёл ко мне в комнату, сел на кровать и заплакал. Жизнь стала серой, как осенний день, тучи, тучи, сплошные тучи, ни на минуту солнышка, и постоянно дождь. Как пережила, не помню. Полгода прошло, прежде чем начала приходить в себя.

— А отец?

— Уотца была работа. Дом, дочь были на втором плане. Бывало, сядем на кухне чай пить, он мне про работу, про всякие там свойства электричества.

— Про секретное оружие тоже отец рассказал?

— Нет. О «луче смерти» я узнала от Гришина. Произошло это два года назад. Полковник уже тогда принял решение использовать меня.

Очередной оторвавшийся от взлётной полосы самолёт отвлёк внимание обоих.

— Ты хотел в «Амбассадор» позвонить, — после непродолжительной паузы напомнила Ольга.

— Звонил. Заказал номер с видом на море.

— Как отреагировал администратор?

— Поначалу обрадовался. Потом, подумав, спросил, один буду или с кем-то? Я сказал, что с женщиной.

— А он?

— Он?! — улыбка осветила лицо Ильи. — Помолчал, потом горестно так: «Будем ждать».

— Ещё бы. Такого Мачо потерять.

Голос диктора объявил о посадке на рейс «Москва — Симферополь».

Ленковская, глянув на Богданова, потянулась к висевшей на спинке стула сумочке.

— Пошли?

— Зачем спешить? — остановил Илья. — Пусть толпа схлынет.

Увидел лежащую рядом газету, Богданов огляделся. Человек, что читал её, покинул кафе, значит, можно было позаимствовать без всякого на то угрызения совести.

На центральной странице красовалась фотография Элизабет в окружении одетых в церковные одежды людей, среди которых был патриарх всея Руси.

— Ого! — воскликнул Илья, обратившись к тексту: «Подданная Франции, в прошлом гражданка России Елизавета Соколова передала церкви две утерянные во времена становления СССР иконы «Господа Вседержителя» и «Иоанна Крестителя». По утверждениям специалистов, а также самой госпожи Соколовой, иконы принадлежали Ивану Грозному, а значит, написаны были задолго до восхождения того на престол. На вопрос, откуда у подданной Франции столь ценные иконы, госпожа Соколова ответила, что они достались ей по наследству от прадеда, некогда одного из самых успешных промышленников дореволюционной России.

Напоминаем, что ранее госпожа Соколова уже совершила дар, передав мэру города Петербурга сто восемьдесят золотых червонцев, отчеканенных в разные столетия, которые пойдут на реставрацию построенного прадедом особняка по улице Гороховой».

Отложив в сторону газету, Илья поднял глаза на Ольгу.

— Элизабет в России, встречается с патриархом, даёт интервью. Почему я об этом узнаю из средств массовой информации?

— Была в России. Передала иконы, улетела во Францию. Встреча с представителями церкви совпала с судебным разбирательством в Париже, поэтому Элизабет было не до нас.

— Улетела, не повстречавшись с тобой?

— Я же говорю, ей было не до меня. Рассказав матери про отца, про Гришина, про сговор того с Лемье, Элизабет предположить не могла, что реакция матери будет столь категоричной. В течение двух часов обе покинули дом Лемье. Как мне рассказывала по телефону Элизабет, у них с матерью состоялся разговор, в процессе которого та призналась, что всегда любила и будет любить только отца Лизы. Ещё Элизабет сказала, что у них с Кузнецовым что-то получается.

— С Дмитрием?

— Да. По возвращении из Петербурга у Лизы с Кузнецовым состоялась встреча. Кто был инициатором, история умалчивает, единственное, что известно, вечер провели в ресторане. Через день Элизабет улетела в Париж, через неделю туда же вылетел Дмитрий. Кстати, при встрече с патриархом Кириллом Кузнецов тоже сопровождал Лизу. В заявительном обращении значился как телохранитель.

— Я так понимаю, что в Петербург на встречу с мэром они тоже летали вместе?

— Да. Там после церемонии передачи денег Лиза и Дмитрий посетили квартиру Исаевых.

— Надо же двухнедельного общения хватило для того, чтобы почувствовать симпатии?

— Иногда людям хватает взгляда, чтобы прожить жизнь вместе.

— Не знаю, не знаю….

— Я знаю, — вертя в руках чашку, Ольга, заглянув внутрь, провела пальцем по ободку. — Дмитрий- проверенный войной офицер. За таким как за каменной стеной. Пусть не столь интеллигентен, как Лиза, без должного образования, но разве это главное. Главное, чтобы люди чувствовали, как в отношениях между ними зарождается любовь, остальное приложится, приживётся.

— Так говоришь, будто лично общалась.

— Лиза рассказывала про то, как всё складывалось, как приезд Кузнецова в Париж совпал с выяснениями отношений между матерью Лизы и Лемье. Когда тот попытался силой заставить жену остаться, Дмитрий с разрешения Элизабет усмирил разбушевавшегося миллионера, заодно и прибежавших на шум охранников. Лемье хотел было вызвать полицию, но, вспомнив, что семейные разборки могут подпортить репутацию, вынужден был отказаться от идеи отправить за решётку неизвестного русского, которого Элизабет почему — то представила в качестве жениха.

— Тем не менее в суд Лемье подал.

— Да. Но не из-за Дмитрия. В своё