Отступник - Робин Янг

Впереди, уже недалеко, на фоне свинцового неба отчетливо вырисовывалась виселица. В толпе, запрудившей помост, стояли люди в ярко-алых королевских ливреях. Остальные были одеты в черное. Вдруг на дальнем краю поля, у городских стен, раздался громкий рев, который прокатился и затих, подобно морской волне. А потом Роберт услышал бой барабанов.

— Везут, везут! — заверещал круглолицый светловолосый мальчишка, сидевший на плечах какого-то мужчины. Его розовощекое личико херувима вспотело от возбуждения. — Я вижу людей короля!

— Я слыхал, будто он — настоящий гигант, — заявил мускулистый здоровяк, зажатый между ними. — Десять футов росту.

— Он станет еще выше, когда его растянут, — ответил третий, чем вызвал злорадные смешки вокруг.

Роберт с трудом подавил желание выхватить меч и начать рубить их налево и направо, чтобы они заткнулись, и лишь крепче стиснул рукоять своего клинка.

— Нет, слушайте, мой двоюродный брат работает архивариусом в суде лорда-канцлера. Он сам слышал это во время вчерашнего заседания. Уильям Уоллес признал себя виновным во всех преступлениях, вменяемых ему, кроме государственной измены. Он заявил, что его нельзя обвинить в измене, поскольку он никогда не признавал Эдуарда своим королем.

Роберт повернул голову и увидел двух мужчин постарше и лучше одетых, чем прочие, с печатью некоторой рассудительности на лицах.

— И что сказал на это король Эдуард? — поинтересовался товарищ рассказчика, вопросительно выгнув бровь.

— Очевидно, король отправился на охоту. Он не присутствовал на заседании.

Приветственные возгласы сменились громовым ревом. Теперь и Роберт увидел конных рыцарей в ярко-алых накидках, едущих сквозь толпу, которая послушно расступалась перед ними. За ними солдаты вели в поводу двух ломовых лошадей, которые нервно встряхивали гривами. В просвет между головами тех, кто стоял впереди, Роберт увидел, что они впряжены в повозку, к которой привязан обнаженный человек, лежащий лицом вверх, к дождю, с раскинутыми в стороны руками, словно Иисус Христос, распятый на кресте.

Роберт понял, что это Уоллес, лишь по его могучей стати, потому что лицо гиганта было неузнаваемым. Тело его было покрыто грязью: фекалиями, требухой, гнилыми фруктами, конским пометом — всем, что лондонцы только смогли найти на улицах, чтобы швырнуть в него, когда его везли по их городу. Лицо его было окровавлено, а на груди и бедрах багровели синяки в тех местах, куда попадали камни и палки, которые бросали в него жители. Тело его подрагивало в такт движению повозки, а босые ноги волочились по земле. Толпа приветствовала главаря мятежников воплями ярости, а потом просвет впереди сомкнулся, и Роберт потерял Уоллеса из виду.

Люди короля остановились у виселицы. Последовала заминка, во время которой толпа вокруг эшафота кричала и улюлюкала, пока Уоллеса отвязывали от повозки. Через несколько минут, поддерживаемый двумя стражниками, он взошел на плаху. Теперь руки у него были связаны за спиной. Толпа злорадно взвыла, когда он голым предстал перед нею, осыпая его оскорблениями, как раньше осыпала экскрементами и камнями. Роберт вспомнил, как Уоллес стоял в Лесу на поляне, обращаясь к мужам Шотландии, и голос его был полон силы и властности, а синие глаза внимательно оглядывали каждого из них по очереди. Он собственным мечом произвел этого человека в рыцари. Ему хотелось закричать — и остановить то, что должно было произойти. Но с таким же успехом он мог попытаться остановить начинающийся прилив.

С перекладины виселицы опустили петлю, которую накинули Уоллесу на шею. Толпа притихла, когда один из палачей в черном затянул ее, аккуратно пристроив узел за ухом, чтобы шея приговоренного не сломалась и смерть не наступила раньше времени. Наказание за измену предусматривало повешение, вспарывание живота и четвертование. Его еще именовали тройной смертью, потому что жертвы умирали трижды. Палач отступил на шаг и кивнул своим помощникам. Роберт увидел, как Уоллес закрыл глаза. Кажется, он сделал глубокий вдох. А потом трое мужчин налегли на другой конец веревки, переброшенной через перекладину. Петля внезапно затянулась у Уоллеса на шее, свернув ему голову на сторону. Когда ноги его, окровавленные и покрытые синяками после путешествия по улицам Лондона, оторвались от помоста, толпа взорвалась радостными криками. Мужчины тянули веревку изо всех сил, поднимая вверх все семь футов Уоллеса. Пепельно-серое лицо его побагровело, а глаза вылезли из орбит, когда ему стало нечем дышать. Медленно тянулись секунды, и толпа шумно зааплодировала, когда ступни Уоллеса задергались. Глаза его, казалось, готовы были лопнуть, на шее вздулись жилы, а лицо обрело синюшный оттенок. Тело его начали сотрясать конвульсии, а между зубами вывалился язык. Роберт, сообразив, что стоит затаив дыхание, шумно выдохнул.

Аплодисменты постепенно замерли. Некоторые женщины отвели глаза, будучи не в состоянии наблюдать за медленным и болезненным умерщвлением. Наконец один из одетых в черное палачей, пристально наблюдавший за Уоллесом, кивнул мужчинам, натягивавшим веревку, которые уже тяжело дышали и обливались потом. Они дружно отпустили свой конец, и тело Уоллеса с глухим стуком повалилось на эшафот. Один из помощников палача подошел к нему и окатил холодной водой из ведра, чтобы привести в чувство. Через несколько мгновений над замершей толпой разнеслись судорожные вздохи. В воздухе разлилось странное облегчение, и люди вновь начали разговаривать и смеяться. Уоллеса подняли на ноги и подвели к столу, установленному на эшафоте. Гиганта уложили на него и привязали ремнями для второй смерти. Дождь усилился, и зрители стали жаться друг к другу. На эшафоте в руках палачей блеснули лезвия изогнутых ножей и пыточных приспособлений.

Сначала ему отрезали гениталии, и с губ его сорвался глухой вой. Потом, когда кровь оросила его бедра, палачи начали вспарывать ему живот снизу вверх. Роберт взглянул на светловолосого мальчишку, который так радовался тому, что увидит, как умрет преступник. По-прежнему сидя на плечах мужчины, тот отвернулся. Крепко зажмурившись, он зажал уши ладонями, чтобы не слышать нечеловеческого крика Уоллеса и не видеть, как его потрошат заживо. Уоллесу вырвали внутренности и швырнули их в жаровню, где они зашипели и затрещали на угольях. Многие зрители по-прежнему наблюдали за казнью, хотя и молча. Вскоре должна была наступить последняя смерть. Милосердное обезглавливание. Роберт повернулся и стал выбираться из толпы. По щекам его стекали капли дождя.

Вестминстер, Лондон

1305 год

Сэр Джон Сигрейв застыл в ожидании перед входом в Зал приемов Вестминстерского дворца, когда король Эдуард со свитой въехал во двор. Ноги лошадей были забрызганы грязью Миддлсекского леса. За лордами, рыцарями и оруженосцами, сопровождавшими короля, громыхала на камнях повозка, нагруженная тушами полудюжины убитых оленей. Одна, принадлежавшая самцу с четырнадцатью отростками на рогах, была уже разделана. Его огромную голову, увенчанную ветвистыми рогами, нес на шесте егерь, и по древку стекала кровь. Под ногами у лошадей носились гончие, заливаясь восторженным лаем.

Сигрейв, неловко ступая, зашагал по двору. Хромота его — память о битве с отрядом Комина под Рослином — неизменно усиливалась в сырую погоду. В руке он держал потрепанный кожаный мешок, направляясь к королю мимо пажей, которые принимали копья и шлемы у спешивающихся рыцарей. Лица их блестели от дождя. Король Эдуард, возвышавшийся над ними в зеленой охотничьей накидке, похоже, пребывал в хорошем настроении, поскольку смеялся чему-то, что говорил ему зять, Ральф де Монтермер. С ними были и Генри Перси, и Ги де Бошам. Сигрейв внутренне подобрался, молясь, чтобы король не обрушил свой гнев на того, кто принесет ему дурные известия.